Я не Монте-Кристо - Тала Тоцка (2020)

— Мия, не все можно исправить, но я очень хочу сделать то, что должен был сделать в тот вечер после свадьбы. Позволь… — он поднял ее на руки и внес внутрь. А потом толкнул дверь спальни, и она ахнула, не сдержавшись.

Повсюду были расставлены широкие пиалы, в которых плавали свечи, спальня была заставлена розами, а постель полностью засыпана лепестками. Никита уткнулся ей в шею.

— Прости, любимая, что не сделал это сразу, что заставил тебя так долго ждать. Я не подозревал, что на свете есть такие как ты, я…

Саломия не дала ему договорить, оборвала на полуслове поцелуем, и он сразу же откликнулся, ненадолго поставил ее на пол, только чтобы избавить ее и себя от одежды, а потом она спиной окунулась в мягкий шелк лепестков, укрываясь телом своего любимого мужчины, не перестающего шептать ее имя:

— Мия, моя, только моя…

И словно шлюзы прорвались, теперь это была самая настоящая близость, когда можно не молчать, а шептать, говорить, кричать в исступлении о том, что было заперто до этого момента и спрятано глубоко внутри — «люблю», «любимый», «любимая», «как же я люблю тебя…». Пахли розы, дыхание смешивалось, поцелуи заглушали стоны, значит, дело было вовсе не в острове. А в том, что они оба любили, любовь сквозила в каждом взгляде, движении, вздохе, она переполняла и выплескивалась со словами, которые теперь можно было не сдерживать.

…Никита осторожно повернул голову Саломии:

— Смотри…

В глянцевом блеске висящего на стене экрана она увидела себя, зарывшуюся щекой в лепестки, со спины к ней прильнул муж, упирающийся лбом ей в висок, его рука накрыла ее руку, их пальцы переплелись и тоже спрятались в лепестках. Саломия закрыла глаза.

— Ты дорисуешь мне татуировку? — Никита поцеловал ее в спутанные волосы.

— Если ты будешь мне позировать. По памяти не уверена.

— Конечно буду. Если бы я умел рисовать, я бы нарисовал тебя такую как сейчас. Ты очень красивая, Мия, правда как будто нарисованная, — он перевернулся на спину и уложил Саломию себе на грудь.

— Папа с мамой нарисовали, — улыбнулась она и закрыла глаза. Слушала, как бьется сердце своего любимого мужчины и чувствовала себя самой счастливой.

* * *

— Я потому и не съезжал от родителей, что там не было проблем с готовкой, — муж с виноватым видом смотрел на нее и допивал кофе.

Саломия смешивала в высокой миске маринад для курицы. Они выползли на кухню к полудню, Никита сказал, что дал распоряжение родительской домработнице заказать продукты, но по итогу выяснилось, что ничего готового в холодильнике не оказалось.

Саломия наскоро соорудила два огромных бутерброда, чтобы Елагин не умер от голода и как-то протянул до обеда, а сама решила запечь курицу.

— Не думал, что ты умеешь готовить. Тебя кто учил?

— И мама, и бабушка, и Джованни, все понемногу. Никита, — с укоризной посмотрела она на мужа, скривишегося, будто проглотил слизняка, — моего отчима звали Джованни, я очень его любила, прекрати делать такое лицо! Если ты допил кофе, лучше помой овощи на салат.

— Тебе не следовало так опрометчиво соглашаться жить со мной, любимая, — бормотал потом сонный Елагин, в мгновение ока уничтоживший курицу и разве что не вылизав блюдо от соуса. — Зато мне повезло. Я и не подозревал, что ты так вкусно готовишь.

— Мне нравится тебя кормить, — Саломия улыбалась и гладила его по животу, улегшись рядом.

— Корми, корми, — он подтянул ее к себе, засыпая, — я стану толстый, страшный, и ты меня бросишь.

А ей и правда нравилось его кормить. Каждый вечер она с удовольствием готовила ужин, Никита, конечно, предлагал ужинать в ресторане или заказывать еду, но при этом с такой скоростью все сметал, что Саломия ни за что в жизни не отказалась бы от удовольствия садиться напротив и смотреть, как любимый мужчина ест приготовленные ее руками блюда.