Хозяйкой квартиры, снятой по объявлению в газете, оказалась вовсе не итальянка, а добрая и приветливая полька по имени Маричика, прожившая в Италии уже больше 25 лет. По утрам она приносила нам свежие сливки для кофе и сдобные булочки собственного приготовления. Маричика, уверенно говорящая по-английски, рассказывала об уголках Флоренции, неизвестных туристам, в которые нам непременно стоило заглянуть. А ещё она призналась мне однажды, застав одну дома, что «более красивой и ладной пары», чем мы с Дамиеном, в её «гнёздышке ещё не было».

— Парня этого не упускай! — завила она мне, сощурив свои добрые морщинистые глаза. — Таких мало Земля ро́дит!

Пока редкостный мужчина изучал секреты изготовления знаменитого флорентийского мороженого, моя камера снимала узкие улочки города, славящегося архитектурой эпохи возрождения, чудесные булочные и кафе, набережную реки Арно со всеми её знаменитыми мостами.

Остаток дня мы бродили по старинным улицам, всякий раз ужиная в новом ресторане согласно составленному ещё дома списку. Дамиен имел чёткий план, и мы старались его придерживаться, но чаще терялись в объятиях друг друга, задерживаясь у какого-нибудь крошечного фонтана, спрятанного во внутреннем дворе-колодце жилых домов, снаружи похожих на музеи.

Домой добирались с отваливающимися от усталости и боли пятками, однако, это не мешало нам заниматься тем, чем обычно занимаются все девятнадцатилетние влюблённые пары: утро начиналось тем же, чем заканчивался вечер — любовью.

The Weeknd — Call Out My Name

Я ору «Господи, Дамиен!» во всю глотку, когда врезаюсь в свой пузырь блаженства. И едва его содержимое успевает с меня стечь, рядом разрываются новые, и я снова ору «Господи, Дамиен!».

Виновник всего этого безобразия улыбается, хотя я знаю, он пытается сдержаться, но страшно подумать, насколько по-идиотски я выгляжу в такие моменты.

Иногда просит:

— Не зови его! Иначе он зачастит за нами подглядывать!

Но каждый раз, как бы я не старалась, из меня снова вылетает моё «Господи!», и Дамиен снова смеётся:

— Ты точно извращенка! Тебя заводят зрители?

Кто бы мог подумать, что я… Я! Окажусь способна на такие мозговыворачивающие, бурные, серийные оргазмы?

Дамиен медленно касается губами моих самых интимных участков, и я слышу протяжное:

— Уммм…

Сыграть такое невозможно. Нереально.

— Уммм, — проводит языком. — Это самое нежное, что я встречал в природе… Что ты делаешь с волосами? — внезапный вопрос.

— Депилирую! — не могу сдержать смешок. — А что, ОНА разве этого не делала?

— Кто? — выныривает, сокрушая мою ревность своим пришибленным видом.

С каждой секундой его взгляд трезвеет, пока нахмуренные брови не расползаются в раздражении. Дамиен подтягивается ближе к моему лицу:

— Знаешь, я слышал, что в постели нет места для бывших!

Я фыркаю.

— Согласен, у нас не совсем справедливая ситуация. Но и ты согласись: ей здесь не место. Она нам не нужна, ни тебе, ни, тем более, мне. И знаешь, что ещё?

— Что?

— Мелания была моей девушкой, и у нас было серьёзно, но с тобой мы создадим нечто гораздо большее! Намного красивее и прочнее, то, что строят раз и навсегда. То, что нельзя разрушить ни легко, ни сложно. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что у нас есть фундамент. Стены и крышу люди строят сами, но фундамент — это то, что им недоступно, что просто даётся кем-то свыше, — многозначительно устремляет свой указательный палец к потолку. — Понимаешь?

— Понимаю.

Дамиен целует мой нос, за ним верхнюю губу, потом нижнюю, и заканчивает свой крестовый поход долгим, неспешным, глубинным поцелуем в губы. Отрывается, чтобы сообщить мне то, что я, вероятно, и хотела услышать, опускаясь до ревностного выпада:

— С Мел у нас никогда не было фундамента. Никогда! — шепчет в моё ухо с такой экспрессией, словно сообщает самый секретный секрет на свете.