За мгновения до... - Виктория Мальцева (2020)

Господи… неужели он продолжает с ней спать?

Слова Либби застряли в горле подобно рыбной кости: «Ева, парням нужен секс. Если его нет, то они пойдут туда, где он есть!». Боль рвёт мою душу, горло и грудь сжимает ревность, не давая дышать, думать, жить.

Ядовитая стрела Мелании попала в цель — я съёжилась. Из меня перестало сочиться тепло. То самое, которого ищут в нас мужчины, то самое, о котором говорила Мелания, проклиная взглядом моё отражение в зеркале.

Sufjan Stevens, "Should Have Known Better"

Однажды в детстве отец гулял со мной вдоль пустынного берега. Осень, на моих ногах розовые резиновые сапожки в мелкий горошек, и я без ума от них самих и от того, что могу наступать на ускользающие волны, прыгать в них, пинать носком. Отец улыбался во весь рот и носился в своих огромных жёлтых сапогах вслед за мной, притворяясь, что никак не может поймать. Потом мы менялись ролями, я должна была догонять его, и у меня получалось, потому что отец, конечно же, подыгрывал. Но случился момент, когда он увлёкся и стал убегать всерьёз, заигравшись не как взрослый, а как ребёнок. Он удалялся так быстро, а мои маленькие ноги в розовой резине казались настолько бесполезными, медленными и неуклюже увязающими в песке, что я в полном расстройстве духа остановилась. А отец не заметил и продолжил бежать так же быстро, как и мой нагнетающийся страх потерять его из вида насовсем.

Само собой, он вскоре остановился, но моя истерика и страхи уже успели принять неумолимые масштабы. После, помнится, отец долго успокаивал и умолял простить, во всём винил шумные волны, которые не дали ему услышать мой голос и плач. Домой я победно ехала на его плечах, получив эту радость в качестве компенсации за нанесённый моей детской психике урон.

Этот случай быстро забылся, как и все прочие мои детские огорчения, но страх потерять близкого человека остался: спустя не так много лет отец всё-таки ушёл и сделал это навсегда. Именно так, как и было тогда, в детстве, на берегу: быстро и неотвратимо.

Chasing Dreams — Departures

В ту ночь мне приснился сон: я вижу спину Дамиена, он уходит, отдаляется достаточно медленно, но я, как бы быстро не старалась бежать, буквально лететь за ним, задыхаясь и спотыкаясь, падая в ледяную солёную воду, догнать не могу, потому что ползу как улитка, потому что мои ноги в розовых сапожках вязнут в мокром песке. Решаюсь кричать, звать его, что есть мочи, и даже мысль, что нас могут услышать, что наша тайна раскроется, больше не пугает меня — настолько страшно, что он уйдёт безвозвратно. Но Дамиен не слышит, словно меня больше нет, будто я отныне и в будущем — ничто для него. По мере того, как его спина удаляется, тяжесть потери всё сильнее и сильнее опустошает и давит неизбежностью, мне становится до безумия страшно. Невероятно острое ощущение физической боли в груди: растущей, неумолимой, не позволяющей дышать и жить. Я знаю, куда он идёт. Хоть и не вижу, но понимаю: к ней. К той, с которой у него «всё серьёзно».

Утром я проснулась почти в истерике, лихорадочно шаря ладонями по холодным простыням и подушке, но моего Дамиена, к жаркому телу которого я так неосторожно привязалась, не было.

В последнее время каждое наше утро начиналось с совместного пробуждения, мы долго лежали в объятиях друг друга, иногда целуясь, иногда болтая о ерунде, иногда просто слушая занудный Ванкуверский дождь, шелестящий по хвое елей и сосен, карнизам, крыше, балкону. Я всегда находила Дамиена рядом — каждый день, каждое утро, начиная с того самого момента, как мы неожиданно стали парой.

В то утро его не было.

— Ты рано встал! — сообщаю, входя в кухню.

Дамиен уже в привычных джинсах и футболке лепит сэндвичи:

— Проснулся раньше, решил зря не валяться, приготовить завтрак.

— И принял душ с утра?

— Ага, — соглашается, не отрываясь от своего занятия, а я отмечаю, что он взглянул на меня только раз — когда входила.