Не люби меня - Ульяна Соболева, Вероника Орлова (2017)

Только один Высший мог взломать блок, который я поставил на вход. И всё то время, что император задерживал меня, какая-то тварь проникла к Лие.

Вихрем пронёсся к двери, на ходу принимая боевую форму. В тот момент я растерзал бы самого Алерикса, любого, кто посмел бы причинить ей вред. Ворвался в покои и взревел, увидев, как дворцовый врач поглаживает её руку, склонившись к самой голове. Только когда они оба вскинулись вверх, заметил возле его бедра поднос с разными тюбиками и склянками. Лечебные мази. Любезность от самого дьявола способна насторожить кого угодно.

– Убирайся вон. Дальше я сам.

Доктор молча склонил голову и вышел, оставив лекарства на кровати.

Подошёл к Лие, чувствуя, как сходит на нет ярость, как успокаивается дыхание и перестает носиться в груди сердце. Взял её ладонь в свои руки и стиснул зубы, увидев, во что она превратилась. Из-за меня. Ради меня стерпела эту боль.

Разве могло быть большее доказательство её чувств? Большая причина снова улыбаться и жить? Жить, когда знаешь, что твоя жизнь нужна. Просто нужна. Не потому, что ты её хозяин, не потому, что её заставили, а потому, что тебя любят?

Присел на кровать рядом с Лией и, открыв одну из склянок, начал смазывать содержимым её руку, пальцы, кисть. Прикасаясь и вздрагивая от каждого прикосновения. Забирать её боль себе – моментами казалось, что это более интимно, чем заниматься с ней любовью.

– Ненавижу, когда к тебе прикасается кто-то другой, малыш, – словно сам себе.

Дотрагивался и думал о том, что какие-то несколько часов назад она считала, что я мертв. Истину знал только Алерикс, остановились жизненно важные органы, но я впал в состояние комы, но никак не смерти, и мог пребывать в нем веками.

Венценосный ублюдок всего лишь проверил, что я значу для моего нихила, чем оказал услугу и мне. Я тоже понял, что для неё значу. Слышать ее плач, стоны боли, ее лихорадочный шепот, улавливать это бешеное биение сердца и страх. Каким же разным он бывает на вкус – страх смертных. Я всегда считал, что самый изысканный, взрывной и острый – это вкус ужаса, от которого моя собственная кровь закипала в венах. Я ошибался – есть и другой страх, тот, от которого останавливается дыхание, сводит скулы и каждая молекула тела начинает вибрировать от невыносимого кайфа. Её страх потерять меня. Я впитывал его порами, вдыхал через носоглотку, им пропитались мои волосы и складки на одежде. Она кричала мне, умоляя дышать, а я сделал самый первый вздох, уже когда почувствовал его. Теперь ужас Лии смешивался с ударными волнами от её боли, которые, как дефибриллятор, заставили мое сердце начать биться в том ритме, который стал слышен и ей. Моей девочке, которая тащила меня с этого холодного сна своими хрупкими обожженными руками. Потом она лежала на мне, а я слушал, как бьется её сердце, и понимал, что счастлив. Да, блядь, я наконец-то счастлив за эти семнадцать лет, что она была вдалеке от меня, и за эти бесконечные дни, когда отталкивала, держала гребаную дистанцию, а я чувствовал себя в могиле, где каждое отчуждение между нами как бросок земли на крышку гроба. Мне казалось, что там, в досках, просветов не осталось и скоро я буду погребен заживо под её равнодушием. Но я снова дышал. Открыл глаза, и Лия словно почувствовала, подняла голову, и наши взгляды встретились. Когда она сама прижалась губами к моим губам, я ожил окончательно.

* * *

Распахнулась дверь, и я, резко подняв голову, увидела Нейла. Его потемневший взгляд сначала на врача, потом на его пальцы, сжимающие мое запястье. Доли секунд, но они показались тяжелыми, как свинец или каменные глыбы, которые раскачиваются перед тем, как обрушиться камнепадом и забить насмерть. Пока не заметил поднос с лекарствами, и тяжесть пропала. Я почувствовала, как мелко дрожит рука доктора, и увидела капельки пота над его верхней губой. Он испугался. Панически. Он ощутил эту тяжесть вместе со мной. Словно по комнате пролетела смерть, отбрасывая невидимые тени.