Исчезновение Стефани Мейлер - Жоэль Диккер (2019)

Костико, единственный человек, который мог привести нас к владельцу газового баллончика, со вчерашнего дня бесследно исчез. Его не было ни в клубе, ни дома. Тем не менее его машина стояла на месте, дверь была не заперта, а когда мы вошли, оказалось, что у него включен телевизор. Костико как будто куда-то спешно ушел. Или с ним что-то случилось.

В довершение всего нам пришлось защищать Майкла Берда, которого Браун обвинил в том, что он передал информацию о пьесе в “Нью-Йорк таймс”: утром там появилась статья, которую теперь все обсуждали и в которой о членах труппы и о достоинствах пьесы говорилось в самых нелестных выражениях.

Браун срочно созвал совещание у себя в кабинете. Когда мы приехали, там уже были Монтейн, майор Маккенна и Майкл.

– Может, вы объясните, что это за херня? – ревел Браун в физиономию бедняги Майкла, потрясая выпуском “Нью-Йорк таймс”.

– Вас так волнует критика, господин мэр? – вмешался я.

– Меня волнует, что в Большой театр может проникнуть кто угодно, капитан! – рявкнул он. – Слов нет, что такое! Вход в здание охраняют десятки копов, как этот тип сумел просочиться внутрь?

– Теперь за безопасность в городе отвечает Монтейн, – напомнила мэру Анна.

– Мои люди никого не пропустят, – возразил Монтейн.

– Не пропустят они, мать их за ногу! – разозлился Браун.

– Наверняка кто-то изнутри впустил журналиста, – заметил Монтейн. – Может, собрат по профессии? – предположил он, поворачиваясь к Майклу.

– Я здесь ни при чем! – оскорбился Майкл. – Я вообще не понимаю, что я делаю в этом кабинете. Вы что, воображаете, что я открою дверь парню из “Нью-Йорк таймс”? Стану с ним делиться эксклюзивом? Я обещал никому ничего не говорить до открытия фестиваля, и я держу слово! Если кто-то впустил этого мудака из “Нью-Йорк таймс”, значит, это сделал актер!

Майор Маккенна попытался всех утихомирить:

– Ну хватит, хватит кидаться друг на друга, этим делу не поможешь. Но надо принять меры, чтобы такое больше не повторилось. С сегодняшнего вечера Большой театр будет считаться полностью закрытой зоной. Все выходы будут перекрыты, на них поставим охрану. Завтра утром зал будет подвергнут тщательному обыску, с собаками, натасканными на взрывчатку. Завтра вечером на входе в здание зрителей следует обыскать и пропустить через металлодетектор. Всех, включая аккредитованных лиц и членов труппы. Распространите информацию: любые сумки, за исключением дамских сумочек, категорически запрещены. Можете быть спокойны, мистер Браун, завтра вечером в Большом театре ничего не случится.

* * *

В “Палас дю Лак”, на оцепленном полицией штата этаже, где находились номера актеров, царило невероятное смятение. Экземпляры “Нью-Йорк таймс” переходили из номера в номер, отовсюду неслись крики ярости и отчаяния.

В коридоре Харви и Островски зачитывали вслух пассажи из статьи.

– Меня обзывают маньяком и фантазером! – возмущался Харви. – Тут сказано, что пьеса никуда не годится! Да как они посмели?

– Тут написано, что “Пляска смерти” – это мерзость, – ужасался Островски. – Да за кого он себя принимает, этот журналюга? Безжалостно изничтожить труд честного артиста! Да уж, критиковать, не отрывая зад от кресла, легче легкого! Пусть попробует написать пьесу, увидит, какое это сложнейшее искусство!

Дакота, запершись в ванной, безутешно рыдала. Отец стоял за дверью и пытался ее успокоить. “В главной роли – Дакота Райс, дочь Джерри Райса, главы “Канала 14”, та самая, что в прошлом году довела свою одноклассницу до самоубийства преследованиями в фейсбуке”.

В соседнем номере Стивен Бергдорф тоже колотил кулаками в дверь ванной: