Исчезновение Стефани Мейлер - Жоэль Диккер (2019)

Звук выстрела громом отозвался у меня в ушах. Поле зрения сузилось. Радио стало потрескивать. За моей спиной немедленно появились спецподразделения. Я пришла в себя. Девочку сразу отвели в безопасное место, а я бросилась в магазин следом за цепью вооруженных до зубов полицейских в шлемах. На полу мы обнаружили вторую девочку, связанную, с завязанными глазами и кляпом во рту, но живую и невредимую. Вынесли ее и стали обыскивать помещение в поисках владельца магазина. Его мы обнаружили в кабинете, когда вышибли дверь. Он лежал на полу: руки связаны кабельной стяжкой, рот и глаза заклеены липкой лентой. Я освободила его, он стал корчиться, держась за левую руку. Сначала я решила, что он ранен, но поняла, что у него сердечный приступ. Немедленно вызвала скорую, и в следующие минуты ювелира повезли в больницу. Девочками занялись врачи.

Перед магазином полицейские суетились вокруг распростертого на асфальте тела. Я подошла к ним. И вдруг услышала удивленный голос коллеги:

– Я что, сплю? У него револьверы прикручены к рукам скотчем.

– Но… это бутафорское оружие, – добавил другой.

Мы стянули балаклаву, скрывавшую лицо: рот его был заклеен толстым слоем скотча.

– Что это значит? – вскрикнула я.

У меня возникло страшное подозрение; я схватила телефон и вбила в поисковик имя ювелира. На дисплее появилось фото, и я еле устояла на ногах.

– Блин, он как две капли воды похож на ювелира, – произнес кто-то из коллег, взглянув на дисплей.

– Это и есть ювелир! – заорала я.

– Если это ювелир, то где налетчик? – спросил кто-то из полицейских.

Вот почему он рискнул выйти и показаться. Чтобы я видела его кожаную куртку и балаклаву. Затем он заставил Сабара их надеть, примотал ему скотчем револьверы к рукам и вынудил вый ти, угрожая заняться второй девочкой. Затем бросился в кабинет, заперся там, заклеил себе глаза и рот клейкой лентой, просунул руки в стяжку, чтобы его приняли за ювелира, и с полными карманами драгоценностей отправился в больницу.

Его план увенчался полным успехом: когда мы с крупными силами полиции прибыли в клинику, куда его доставили якобы с сердечным приступом, он загадочным образом исчез из приемного покоя. Двое полицейских, сопровождавших его в машине, рассеянно болтали в коридоре и не имели ни малейшего понятия, куда он делся.

Налетчика так и не опознали и не нашли. Я убила невинного человека. Совершила худшее, что может случиться с офицером спецподразделения, – убила заложника.

Все уверяли меня, что я ни в чем не ошиблась, что они бы действовали точно так же. Но все равно эта сцена раз за разом прокручивалась у меня в голове.

– Он не мог говорить, – твердил мне шеф, – не мог сделать ни единого жеста так, чтобы не угрожать оружием. Он ничего не мог. Он был обречен.

– По-моему, когда он дернулся, он собирался лечь на землю, показывая, что сдается. Если б я выждала еще секунду, он бы успел. И был бы сейчас жив.

– Анна, если бы перед тобой был настоящий налетчик, то за эту секунду ты бы точно получила пулю в голову.

Больше всего меня задевало, что Марк никак не мог ни понять, ни посочувствовать. Не зная, как одолеть мою тоску, он только и делал, что вспоминал тот вечер и твердил:

– Господи, Анна, если бы ты тогда не поехала… У тебя же был выходной! Нечего было отвечать на этот звонок! Но тебе же вечно больше всех надо…

По-моему, он не мог себе простить, что не сумел тогда меня удержать. Он видел, что я расстроена и подавлена, и злился. Меня отправили в отпуск, но я не знала, чем себя занять. Сидела дома, погрузившись в свои черные мысли. У меня ни на что не было сил. Марк пытался меня отвлечь, предлагал пойти гулять, или побегать, или отправиться в музей. Но ему не удавалось подавить снедавший его гнев. Когда мы пили капучино в кафетерии музея Метрополитен, я сказала: