Под вечер того дня Меган заехала к Фелисити в ее съемную меблированную квартиру в Кораме. Привезла ей лазанью и нашла ее в полнейшем отчаянии. Дети ссорились, не желали делать уроки, в гостиной был беспорядок, Фелисити лежала на диване и плакала, не в силах справиться с ситуацией.

Меган взяла дело в свои руки: призвала к порядку детей, помогла им с домашними заданиями, потом отослала в душ, накормила ужином и уложила спать. Затем открыла принесенную с собой бутылку вина и налила Фелисити полный бокал.

Фелисити не с кем было поделиться, и она раскрыла Меган душу:

– Я так больше не могу, Мег. Если бы ты знала, что говорят люди про Люка. Что он трус, повесился у себя в комнате, пока жена и дети готовили ему праздник на первом этаже. Я вижу, как на меня косятся родители других учеников. Не могу больше видеть это снисходительное осуждение, невыносимо.

– Очень сочувствую, – сказала Меган.

Фелисити пожала плечами, налила себе еще вина и залпом выпила. Алкоголь подействовал, и после долгой печальной паузы она наконец сказала:

– Люк всегда был слишком честным. И вот чем это кончилось.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Меган.

– Ничего.

– Ну нет, Фелисити. Сказала “а”, так уж договаривай!

– Меган, но ты должна мне обещать, что никому не скажешь.

– Конечно, можешь на меня положиться.

– Дела у фирмы Люка в последние годы шли очень хорошо. Вообще у нас все было хорошо. До того самого дня, когда Гордон назначил ему встречу у себя в кабинете. Как раз перед началом работ по ремонту муниципальных зданий. Гордон сказал Люку, что даст ему все заказы по вентиляционным системам в обмен на некоторую сумму денег.

– То есть за взятку? – спросила Меган.

– Да, – кивнула Фелисити. – А Люк отказался. Сказал, что бухгалтерия это заметит, что он рискует потерять все. Гордон угрожал его уничтожить, говорил, что так принято везде в городе. Но Люк не прогнулся. Ну и не получил от города никаких заказов. И следующих тоже не получил. А в наказание за непокорность Гордон его раздавил. Ставил ему палки в колеса, везде ославил, отговаривал людей с ним работать. И вскоре Люк потерял всех клиентов. Но мне ни словом не обмолвился, чтобы меня не волновать. Я обо всем узнала только накануне его смерти. Бухгалтер фирмы пришел ко мне поговорить о неминуемом банкротстве, о сотрудниках в неоплачиваемых отпусках, а я, как последняя дура, вообще была не в курсе. В тот вечер я расспросила Люка, он мне все рассказал. Я ему твердила, что мы будем бороться, а он ответил, что против мэра мы бессильны. Я сказала, что надо подать в суд. Он посмотрел на меня обреченно: “Ты не понимаешь, Фелисити. В этом деле со взятками замешан весь город. Все наши друзья. И твой брат тоже. Ты думаешь, как он получал контракты в последние два года? Если мы их выдадим, они потеряют все. И пойдут в тюрьму. Нельзя ничего говорить, все повязаны по рукам и ногам”. А назавтра вечером он повесился.

– О боже, Фелисити! – в ужасе воскликнула Меган. – И все из-за Гордона?

– Только никому не говори, Меган.

– Но все должны узнать, что Гордон – преступник.

– Поклянись, что никому не скажешь, Меган! Все фирмы закроются, руководство пойдет под суд, а служащие останутся без работы…

– Так что, мы позволим мэру безнаказанно продолжать?

– Гордон очень силен. Гораздо сильнее, чем кажется.

– Я его не боюсь!

– Меган, обещай мне, что никому ничего не скажешь. Мне и так тяжело.

* * *

– Но она сказала, – произнесла Анна.

– Да, позвонила анонимно заместителю мэра Брауну и предупредила его. Как же я на нее разозлилась!

– Почему?