Стеклянные дома - Луиза Пенни (2019)

– Она не призналась в убийстве Кэти Эванс, – сказал Гамаш. – Ее признания касались кобрадора. Однако нас продолжала беспокоить бита. Я понимал, что единственная цель возвращения биты на место после убийства мадам Эванс состояла в том, чтобы указать на убийцу. Но конечно, не на настоящего.

– Она хотела, чтобы в убийстве обвинили Антона Баучера, – догадался Залмановиц.

– Oui. Таков с самого начала и был план Жаклин. Все опять очень просто. Убить Кэти и свалить вину на Антона. Эти два человека, как считала она, виновны в гибели ее брата. Совесть должна была взыскать не один долг. Эдуард прыгнул вниз, когда потерял разум от наркотиков, проданных ему Антоном. Но причиной его нервного срыва стал разрыв с Кэти. Кэти разбила его сердце, а наркотики затмили разум. Он, судя по всем дошедшим до нас сведениям, был чувствительным молодым человеком, чья любовь оказалась слишком сильна. Кэти Эванс не отвечала Эдуарду взаимностью, вот в чем состояла вина этой мягкой, доброй женщины.

– Эдуард всем делился с сестрой, – сказал Бовуар. – Он пребывал в ярости. Говорил о Кэти как о жестокой. Бессердечной. Он, конечно, не имел этого в виду. Он сошел с ума от ревности, а наркотик лишил его способности мыслить. Я знаю, на что способны два эти чувства. Как они настраивают человека против тех, кто заботится о нем больше других.

– И вот, вбив эти черные мысли в голову сестры, он покончил с собой, – сказал Гамаш. – И Жаклин с тех пор возненавидела Кэти. Ни Кэти, ни наркодилер не заплатили за смерть ее брата. И она поклялась отомстить.

Барри Залмановиц кивал. Если другие не могли понять эту манию, то он столкнулся с подобной бедой лицом к лицу. Если бы его дочь умерла, он бы всю жизнь посвятил свершению правосудия. Какую бы форму оно ни приняло.

* * *

Премьер-министр Квебека выслушал объяснения без комментариев, без вопросов.

Потом обратился к судье Корриво:

– И что из этого вы знали?

Время пришло. Взяться за руки с Гамашем и пересечь мост у Сельмы.[54]

Стоять перед домом и не впускать тех, кто будет депортировать, вешать, избивать и куражиться.

Стук в дверь. Евреи на чердаке.

Пришел ее черед, ее час. Дать бой.

– Я ничего не знала, – услышала она свой голос.

Рядом с ней в кабинете премьера молча сидел Гамаш.

– Значит, инициатива целиком принадлежала вам, Арман? – спросил премьер.

– Oui.

– Но ваши люди пошли на это. Главный прокурор согласился.

– Да.

Гамаш знал: не имеет смысла говорить, что они просто выполняли приказ. Это не защита и не должно быть защитой.

– Вы знаете, как я должен поступить, – сказал премьер. – Нарушение закона, клятвопреступление, пересечение границы и убийство гражданина другой страны, пусть этот человек и заслуживал смерти… Все это не может остаться без последствий.

– Я понимаю.

– Вы, конечно, будете…

– Я знала, – перебила его Морин Корриво. Она посмотрела на Гамаша. – Простите меня, я должна была признаться раньше.

– Я понимаю, – сказал он. А потом добавил вполголоса: – Вы не одна.

– Объяснитесь, – сказал премьер-министр.

– Я не знала конкретики, но понимала: в процессе что-то происходит. Что-то необычное. Я заподозрила клятвопреступление и вызвала месье Гамаша и Залмановица в свой кабинет. Они признались. Этого было достаточно для их ареста. И уж по крайней мере, для задержания. Но я их отпустила.

– Почему?

– Я понимала: для их действий есть весьма веские основания. И если они готовы были поставить на карту так много, мне показалось, что это тот минимум, который могу сделать и я.

Премьер кивнул:

– Спасибо вам за ваши слова. Если бы вы задержали месье Гамаша, операция провалилась бы, а картель во всех смыслах победил.

– Да, я знаю.

Он обратился к Гамашу: