Стеклянные дома - Луиза Пенни (2019)

Было ясно, что она слышала их разговор. И теперь уставилась на них, как какая-нибудь старая колдунья из Стоакрового леса, собиравшая тайны, как горшочки с медом.

Их напускная веселость могла обмануть разве что Оноре. На самом деле такой поворот событий был из разряда «хуже не придумаешь». Рут принадлежала к тем немногим, кто способен из отдельных кусочков сложить цельную картину. Кто способен догадаться, что они нашли в цокольном помещении церкви. В конце концов, именно ее слова, сказанные во время первого допроса после убийства, направили их по нужному пути.

К счастью, даже если бы она догадалась, то все равно не могла бы понять, почему для них так важно сохранить все в тайне.

Она переводила взгляд с одного на другого, и наконец ее глаза остановились на ребенке, которого она называла Рей-Рей.

К напускному раздражению Жана Ги, а на самом деле к его облегчению, прозвище прилипло к ребенку, и большинство жителей Трех Сосен теперь называли его Рей-Рей. Имя Оноре было слишком официальным. Неподходящим для малыша.

Рей-Рей было самое то. Лучше и не придумаешь. Он и правда был лучом[34] яркого солнечного света в жизни каждого из них. Тот факт, что прозвище придумала мрачная, полоумная старая поэтесса, только добавлял ему совершенства.

– О чем вы тут говорили? – спросила она. – Что-то о Кэти Эванс. Процесс вот-вот начнется, не так ли?

– Да, – ответил Гамаш легким, дружелюбным тоном. – Жан Ги размышлял над некоторыми стратегическими вопросами.

– Ага, – сказала Рут. – Мне показалось, я слышала смех. И что тут обсуждать? Ты говоришь правду, да?

Она наклонила голову набок, и улыбка замерла на губах Гамаша.

– Но ты не думаешь, что он должен говорить правду, – повернулась она к Бовуару. – По-твоему, мы чего-то не должны знать? Дайте-ка подумать. – Она устремила взгляд к небесам, явно погрузившись в глубокие размышления. – Вы арестовали не того человека? Нет, вряд ли. С вас может статься, но мне кажется, вы взяли кого надо. У вас не хватает улик для приговора? Что, уже теплее?

– Он сказал, что не будет лгать, – напомнил ей Жан Ги.

– А я думаю, что это большое, жирное вранье, правда, Рей-Рей? – проговорила она детским голосом, наклоняясь к младенцу. – И что же может заставить твоего папочку защищать ложь, а твоего дедушку – лгать?

– Хватит, Рут, – сказал Гамаш.

Она перевела взгляд на Гамаша. Проницательный, острый. Способный видеть насквозь.

– Правда тебя освободит, разве не так? Или ты в это не веришь, Арман? Нет, думаю, что веришь. – Ее острый взгляд проникал все глубже. – Правильно ли я понимаю? Именно свободы ты боишься? Не твоей, а свободы убийцы? Ты будешь лгать, чтобы добиться осуждения?

– Рут, – предостерегающе произнес Жан Ги, но он теперь находился за границами того мира, в котором были только Арман Гамаш и Рут Зардо.

– Ты нравишься мне все больше и больше, – сказала Рут, глядя на Гамаша. – Да. Это явное улучшение по сравнению со святым Арманом. Но когда ты упадешь на землю, на твоих крыльях будет грязь. Или говно?

Она втянула носом воздух.

– Рут! – воскликнул Бовуар.

– Пардон. Прошу прощения за мой французский, – сказала она Рей-Рею, потом снова посмотрела на Гамаша. – Получается, что ты между скалой и кучей merde.

– Рут, – повторил Жан Ги.

Ее имя приобрело оттенок проклятия. Оно замещало все ругательные слова, которые вертелись у него на языке.

На самом деле он больше не пытался остановить ее. Но дух противоречия всегда брал верх в старой поэтессе, и она замолчала. Задумалась на мгновение:

– Может, это и есть тьма. То говношоу, которое вы называете процессом.

– «И все будет хорошо», – процитировал Арман, и Рут улыбнулась:

– По крайней мере, ты хороший лжец. Это будет во благо.

Ее голова исчезла за забором, словно попрыгунчика засунули назад в коробочку.

– Когда мы закончим с этим, – Жан Ги показал на качели, – нужно сделать забор повыше.