– Где у тебя чистое постельное белье? Или ты все упаковала?

– Вон в том шкафу. – Она кивком указала на дальнюю стену.

Коул открыл дверцу и взял свежую простыню.

– Что ты делаешь?

– Стелю тебе постель, чтобы ты могла немного поспать, – с улыбкой ответил он.

От ужаса глаза Оливии расширились, взгляд метнулся к двери в спальню. Она открыла рот, чтобы запротестовать. Но Коул приложил два пальца к ее губам, нагнулся и очень нежно поцеловал в лоб.

– Не беспокойся, – прошептал он ей в волосы, – я останусь с тобой до утра.

* * *

Оливия проснулась и с ужасом обнаружила, что ее обнимает мужская рука. Она быстро заморгала в темноте, затаила дыхание, пока полностью не пришла в себя и не поняла, где она находится и что случилось. Она лежала в собственной постели на чистых простынях. Полностью одетый Коул лежал рядом и обнимал ее.

Его нос уткнулся ей в шею возле шрама, согревая теплым дыханием. Руки были крепкими и мускулистыми, и она чувствовала ровное, успокаивающее и мощное биение его сердца.

Оливия очень медленно вздохнула. Невероятное ощущение, когда тебя вот так обнимают. Любят. Не давят на тебя. Принимают. Не поносят из-за жутких увечий на теле.

«В тебе всего в меру…»

* * *

У Тори все плыло перед глазами. Из соседней комнаты доносился громкий и ритмичный храп отца. Но Тори была не в силах отложить электронную книгу.

«Мужчина, сказавший, что его зовут Себастьян Джордж, был арестован после пятнадцатичасового поиска на удаленной ферме в глубине долины Беа-Кло. У Джорджа не оказалось удостоверения личности. Для системы он не существовал. У него были такие же странные янтарные глаза, какие смотрели на штабного сержанта на каменистом берегу Стина-ривер, когда он принял в подарок мушку «Хищник».

Теперь Себастьян Джордж сидел напротив двух следователей в комнате для допросов в Уотт-Лейк.

Через стекло штабной сержант видел, как один из офицеров положил на стол приманку, которую неизвестный рыбак дал сержанту на берегу реки. Сара Бейкер уже сказала, что точно такую же приманку она придумала, связала и отдала Джорджу, когда тот заходил к ней в магазин.

– Вы узнаете приманку? – спросил офицер у Джорджа.

Подозреваемый покачал головой. Глаза у него были пустыми.

– Эту приманку вы отдали рыбаку на берегу Стина-ривер?

Джордж продолжал молчать.

Штабной сержант нагнулся вперед и включил микрофон, соединенный с наушником одного из офицеров в допросной.

– Спроси о книгах в его лачуге.

Офицер нахмурился. Штабной сержант не должен был вмешиваться. Делом об убийстве занялись большие шишки, это было совершенно ясно.

Но офицер все же кивнул головой. Он спросил:

– Расскажите мне о ваших книгах. В вашем доме много серьезной литературы.

Себастьян Джордж молча уставился на офицера. В его глазах не было ни малейшей искорки истинного огня, той интеллектуальности, которую сержант заметил в глазах мужчины у реки.

– Вы, должно быть, любите читать, – предположил офицер.

– Не умею читать, – сказал Джордж.

– Но вы умеете писать, – нажал офицер.

– Не умею писать, – ответил Джордж.

Но ведь в правой глазнице у всех жертв, выкопанных из могил на принадлежащей Джорджу земле, были записки.

– Он лжет! – рявкнул сержант в микрофон. – Надави на него.

Офицер бросил на него гневный, предупреждающий взгляд через стекло и больше ничего спрашивать не стал.

Джордж заявил, что не умеет ни читать, ни писать, хотя полки в его доме были полны качественных книг, включая томики Хемингуэя, Торо, Элджернона Блэквуда, трактат о свободе воли Уильяма Годвина. Книги не были упомянуты в протоколе.

Присяжные так и не узнали о них.