Жестокие слова - Луиза Пенни (2015)

Габри проследил за взглядом Оливье — в окно, вверх по холму. Он вздохнул. Такое уже бывало.

— Мы ничего не можем с этим поделать. Может быть, нам стоит просто…

— Что «просто»? — резко спросил Оливье.

— Ты что, ищешь предлог, чтобы быть несчастным? Да?

Даже по стандартам Оливье такая реакция была неразумной. Его успокоили по поводу тела, его заверили в том, что все его любят. Его заверили, что Габри от него не убежит. Так в чем же была проблема?

— Слушай, может, дать им шанс? Кто знает, может, их гостиница и спа даже помогут нам.

А вот этого Оливье как раз не хотел слушать. Он резко встал, чуть не опрокинув кресло. Он чувствовал, как гнев поднимается в его груди. Это была какая-то сверхсила. Она делала его неуязвимым. Сильным. Отважным. Брутальным.

— Если хочешь дружить с ними — отлично, дружи. Почему бы тебе вообще не съехать куда-нибудь к чертям?

— Я не об этом. Я хотел сказать, уж коли мы ничего не можем с этим поделать, то почему бы нам не подружиться.

— У тебя какой-то детский сад получается. Они хотят нас уничтожить. Ты это понимаешь? Когда они пришли в первый раз, я не возражал, но потом они решили похитить наших клиентов, даже наш персонал. Ты думаешь, кто-то будет приходить в твою дешевую маленькую гостиничку, когда появится возможность останавливаться там?

Лицо Оливье покрылось красными пятнами. Габри увидел сквозь редеющие светлые волосы, что краснота захватила даже кожу на голове Оливье.

— О чем ты говоришь? Меня не волнует, приходят люди или нет. Ты это знаешь. Деньги нам не нужны. Я делаю это, чтобы развлечься.

Оливье с трудом сдерживался, чтобы не зайти слишком далеко. Они смотрели друг на друга с такой яростью, что воздух между ними вибрировал.

— Зачем? — спросил наконец Оливье.

— Что зачем?

— Если тот человек был убит не здесь, зачем его сюда приволокли?

Габри почувствовал, что с этим вопросом его гнев ушел, рассеялся.

— Полицейские говорили сегодня, — произнес Оливье монотонным голосом, — что завтра они собираются поговорить с моим отцом.

«Бедняга Оливье, — подумал Габри. — Ему и в самом деле есть о чем беспокоиться».

* * *

Жан Ги Бовуар вылез из машины и уставился через дорогу на дом Пуарье.

Это была развалина. Если ремонтировать, то одной покраской тут не обойдешься. Крыльцо перекосилось, ступеньки казались ненадежными, доски в стене дома кое-где отсутствовали.

В сельском Квебеке Бовуар видел множество таких мест. Здесь поколение за поколением жили одни и те же семьи. Клотильда Пуарье, возможно, попивала кофе из расколотой кружки, которой пользовалась еще ее мать, и спала на матрасе, на котором ее зачали. На стенах наверняка висели засушенные цветы и ложки, присланные родственниками, которые избегали таких экзотических мест, как Римуски, или Чикутими, или Гаспе. А еще там наверняка было кресло, кресло-качалка у окна, близ дровяной плиты. А на кресле — грязноватый шерстяной плед с крошками. Вымыв тарелки после завтрака, Клотильда Пуарье садилась в это кресло и смотрела в окно.

Что она там высматривала? Друга? Знакомую машину? Еще одну ложку?

Может быть, сейчас она смотрела на него?

«Вольво» Армана Гамаша появился из-за вершины холма и остановился рядом с Бовуаром. Двое мужчин некоторое время стояли и молча смотрели на дом.

— Я выяснил насчет морилки, — сказал Бовуар, думая, что этому дому и сотни галлонов было бы мало. — Жильберы, ремонтируя дом, ею не пользовались. Я говорил с Доминик Жильбер. Она заявила, что их цель — максимальная экологичность. Они обработали полы песком, а после этого пользовались тунговым маслом.

— Значит, морилка на одежде убитого не из старого дома Хадли, — разочарованно сказал его шеф.

Это могло стать многообещающей ниточкой.

— Почему мы здесь? — спросил Бовуар, когда они повернулись к слегка просевшему дому и ржавеющему грузовичку во дворе.