Зеленый король - Поль-Лу Сулицер (2017)

Сложные расчеты Тадеуша Тепфлера оказались ошибочными. Не совсем, но все же во многом. Головокружительная гора банкнот заняла более шестидесяти квадратных метров и местами немного превышала два метра. По той простой причине, что не удалось собрать достаточно купюр по сто долларов и пришлось иногда дополнять недостающие суммы пачками в пятьдесят, двадцать, десять, пять и даже в один доллар.

И это значительно увеличило объем сооружения.

Около семи часов, то есть вечером третьего дня, в зале Вильгельма Телля зазвонил телефон. Тепфлер, дожидавшийся звонка с того момента, как отъехал последний бронированный грузовик, дрожа от возбуждения, взял трубку. Голос Кнаппа произнес: «Пора».

Они втроем спустились вниз; пара, обнявшись, шла чуть впереди молодого швейцарца.

В большом безлюдном холле поодаль от миллиарда банкнот стояли лишь Алоиз Кнапп и достопочтенный Фюссли, опиравшийся на трость.

Человек, назвавшийся Климродом — во всяком случае, так считал Тадеуш Тепфлер, — не подошел к сокровищу. Он замер, уставившись чуть вытаращенными глазами в пустоту, и даже тень юмора или веселости исчезла с его лица.

Молодая женщина, наоборот, медленно обошла гору денег и осмотрела ее.

— Миллиард долларов? — спросила она.

— Миллиард три доллара и сорок пять центов, — ответил Кнапп. — Просим нас извинить за задержку в оплате вашего чека.

Она исчезла за грудой денег. Но ее голос звонко прозвучал под сводами холла:

— И все это принадлежит тебе, Реб?

— Да, — бесстрастно ответил мужчина.

— И сколько же раз по столько у тебя есть, Реб?

— Не знаю.

— Два раза? Пять? Десять?

— Не знаю.

Она снова оказалась в поле зрения четырех мужчин.

— А если я подожгу их, Реб? Могу я все это сжечь?

— Да.

— Правда, могу?

— Да.

Но он улыбнулся и сказал чарующе нежно:

— Только одновременно ты подожгла бы и банк.

— Купи банк.

— Ну зачем нам банк, любовь моя? Это очень грустное место, ты не находишь?

Она посмотрела на него, и вдруг слезы навернулись на ее глаза:

— Ты необыкновенно ласковый и нежный, Реб. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Чармен.

Она прислонилась к стене из долларов и заплакала — совсем беззвучно.

Сначала Тепфлер, затем Кнапп и наконец Фюссли отвели взгляд, не в силах дольше глядеть на нее, на нее и на него — в тот момент он был похож на человека, которого распинают.

— Теперь можешь опять отвезти меня туда, Реб. Пусть они снова запрут меня.

Многочисленная охрана, расставленная снаружи, по знаку Кнаппа пропустила их обоих. Даже после того, как двери закрылись, Тепфлер не двинулся с места. Кнапп сказал ему:

— Идите домой, мой мальчик. Все кончено.

— Что мы будем делать со всеми этими деньгами?

— Возвратим их туда, откуда взяли. Что еще можно сделать?

Тадеуш Тепфлер кивнул. Разумеется. Теперь и он пошел к выходу.

— Тадеуш!

Повернувшись в полоборота, Тепфлер просто сказал:

— Знаю, я должен молчать.

Он ушел вслед за ними. И говорить с кем бы то ни было у него не было никакого желания. Тепфлеру больше хотелось плакать, ему тоже.

— 37 -

Чармен Пейдж умерла 17 января 1961 года. Обычно все рождественские праздники она проводила в кругу семьи. Вот и на этот раз она приехала в сопровождении двух своих эфиопок да еще другой женщины, как оказалось, врача, не отходившей от нее ни на шаг. В течение двух недель, которые она провела сначала в Нью-Йорке, затем в Коннектикуте, она выглядела вполне жизнерадостной даже веселой, хотя временами в глазах у нее опять появилась лихорадочная тревога, и швейцарка — ее звали Марта Ходлер, — заметив это, сразу тихонечко пря жалась к ней, чтобы вовремя оказать помощь. Но даль ничего не происходило, и Чармен с улыбкой говорила «Все хорошо, Марта…»