Темные тайны - Ханс Русенфельдт, Микаэль Юрт (2013)

Одинокие женщины в уединенных местах. В уединенных, но не совсем пустынных. Поблизости присутствовали люди, наличие которых, очевидно, внушало женщинам чувство уверенности. Они решались уходить с сигаретой вглубь темного сада, потому что слышали доносившиеся из открытых окон звуки праздника. Или шли через парк, поскольку слышали разговоры с автобусной остановки за кустами. Это оказывалось иллюзией защищенности. При трех идентичных изнасилованиях мужчина приближался сзади и набрасывался на них. Прижимал лицом к земле, не давая закричать, и насиловал сзади. Всех трех успешно. Физически сильный мужчина. Потом он исчезал. Вероятно, быстро и незаметно смешивался с находившимися поблизости людьми. Шел по улицам города, как обычный мужчина. Женщины вообще не успевали его увидеть. Никаких примет, никаких свидетелей.

Харальдссон повторил процедуру, на этот раз в Соллефтео. Сперва выяснил, между какими датами Аксель Юханссон там проживал, потом посмотрел нераскрытые сексуальные преступления. Имелись два отчета об изнасилованиях с нападением, почти идентичные случаям в Умео. Уединенные, но не полностью безлюдные места. Нападение сзади. Лицо прижато к земле. Никаких примет, никаких свидетелей.

Харальдссон откинулся на спинку и тяжело задышал. Намечалось нечто грандиозное. Он это чувствовал. Он возьмет реванш с лихвой. Серийный насильник. Возможно, покруче, чем Хагаманнен[14]. И напал на его след Харальдссон. Речь комиссара полиции лена казалась ближе, чем когда-либо.

При всем уважении к Рогеру Эрикссону и тому психологу, происходящее следует признать грандиозным. Действительно грандиозным. На таких делах строят карьеру. Дрожащими руками Харальдссон снова взялся за компьютер. Иевле. Отмечено одно изнасилование за сравнительно короткий период проживания Акселя в городе. Тот же сценарий.

За год, проведенный Акселем в Хельсингборге, — ни одного изнасилования.

Харальдссон замер. Будто бежал по дорожке, здорово разогнался — и вдруг резкая остановка. Как ни странно, его охватило разочарование. Ему бы следовало радоваться тому, что ни одной женщине не пришлось испытать ужас, сопряженный с изнасилованием, но это подрывало его теории. Теории, к окончательному подтверждению которых он уже подошел вплотную. Харальдссон проверил еще раз. Тот же неутешительный результат. Аксель Юханссон прожил в Хельсингборге два года, но за это время не отмечено ни единого нападения, которое бы вписывалось в общую картину. Харальдссон опять откинулся на спинку и допил остатки кофе. Кофе уже успел остыть. Харальдссон размышлял. Это совсем не обязательно что-то означает. Возможно, о преступлениях просто не заявляли. Ведь не обо всех сексуальных преступлениях заявляют. Далеко не обо всех. О большинстве изнасилований с нападением, правда, заявляют, но точно-то знать нельзя.

В принципе Хельсингборг ему не так уж и нужен. Почти во всех предыдущих случаях имеются доказательства в виде ДНК.

Однако это раздражало.

Нарушало целостность.

Получалось, будто рисуешь картину, проводя линии от точки до точки, и вдруг перескакиваешь через одну или две. Конечно, увидеть, что изображено на картине, можно, но взгляд все время притягивают пропущенные места, и это раздражает. Противно. Кроме того, Харальдссон не сомневался, что Аксель Юханссон перерыва не делал. Во всяком случае длиной в два года. Раз уж он начал и пока что выходил сухим из воды.

Харальдссон встал и пошел в столовую, чтобы налить себе еще кофе. Придя на работу, он ощущал какую-то вялость и сонливость, проще говоря, легкое похмелье, но это ощущение быстро улетучилось и сменилось не дающим покоя, напряженным ожиданием. Чувством сродни тому, которое он испытывал в раннем детстве, когда ожидал в Сочельник появления Санта-Клауса. Надо только разобраться с Хельсингборгом.