В лесной чаще - Тана Френч (2010)

Я в остолбенении смотрел на босса. Этот удар исподтишка застал меня врасплох и пригвоздил к месту. Странно, но за двадцать лет мне ни разу не пришло в голову, что меня могут заподозрить в исчезновении Питера и Джеми. В деле об этом не было сказано ни слова. Ирландия в 1984 году была страной скорее Руссо, чем Оруэлла: дети считались невинными созданиями, и предположение, что кто-то из них может быть убийцей, казалось противоестественным. Теперь мы знаем, что убить способен любой. В двенадцать лет я выглядел почти взрослым, в моих кроссовках нашли чужую кровь, переходный возраст всегда склонен к агрессивности. Я вдруг вспомнил лицо Кэсси в тот день, когда она вернулась от Кирнана: губы поджаты, точно она что-то скрывала. Мне захотелось сесть на стул.

— Теперь парни, которых ты посадил за решетку, могут потребовать пересмотра дела на том основании, что ты скрывал вещественные доказательства. Поздравляю, Райан, ты провалил все расследования, в которых когда-либо участвовал.

— Значит, я отстранен, — пробормотал я.

Губы у меня едва двигались. Мне вдруг представились толпы журналистов, они орут и ломятся в дверь моей квартиры, суют в лицо микрофон, называют Адамом, требуют, чтобы я рассказал какие-то жуткие подробности. Хизер все это понравится: мелодраматизма и страданий появится столько, что хватит на целый год. Боже милостивый.

— Нет, ты не отстранен! — рявкнул О'Келли. — Не отстранен, потому что я не желаю, чтобы репортеры разнюхали, почему я дал тебе пинка под зад. Сейчас главное — свести ущерб к минимуму. Ты больше не допрашиваешь свидетелей и не касаешься материалов дела; твоя задача — сидеть за столом и стараться не наломать больше дров. Мы сделаем все, чтобы не произошло утечки. А когда суд над Доннели закончится — если вообще будет суд, — твое участие в работе отдела приостановится.

У меня в голове застряло слово «приостановится».

— Очень жаль, сэр, — выдавил я, не придумав ничего умнее.

Что такое «приостановится»? Мне представилась сцена из фильма, где коп со стуком кладет на стол босса жетон и служебное оружие. Потом оператор дает крупный план и идут финальные титры.

— А пока подыщи себе какое-нибудь занятие. — сухо продолжил О'Келли. — Читай и сортируй телефонные звонки. Но если в них будет упоминаться старое дело, передавай Мэддокс или О'Нилу.

Он сел за стол, взял телефон и начал набирать номер. Я смотрел на него еще несколько секунд, пока до меня не дошло, что я свободен.

Я поплелся обратно в штаб: читать звонки не хотелось, я просто двигался на автопилоте. Кэсси, сгорбившись, сидела у видеомагнитофона, поставив локти на колени, и смотрела запись моего допроса Доннели.

Во мне вдруг что-то перевернулось. До сих пор я даже не думал, откуда О'Келли обо всем узнал. И лишь сейчас, когда я остановился на пороге штаба, меня словно ударило: иного пути просто не было.

Я понимал, что очень скверно обошелся с Кэсси, хотя мог бы возразить, что ситуация возникла неоднозначная. Но я не сделал и не мог сделать ничего такого, что заслуживало бы подобного поступка. Даже вообразить не мог такого предательства. «В аду нет ярости ужасней».[22] У меня стали подгибаться ноги.

Видимо, я издал какой-то звук или сделал невольное движение: Кэсси резко развернулась в кресле. В следующий момент она нажала «Стоп» и отложила пульт.

— Что сказал О'Келли?

Она все знала, она знала; последняя искра сомнения погасла. Что-то тупое и тяжелое ударило в грудную клетку.

— Как только следствие закончится, меня отстранят, — ответил я. Голос у меня был словно чужой.

Глаза Кэсси расширились.

— О Господи, — пробормотала она. — Черт, Роб… Но ты в отделе? Он… он тебя не уволил?

— Нет, не уволил.

Первый шок начал проходить, и холодная ярость пронзила меня как электрический ток. Меня стал бить озноб.

— Это нечестно. — Голос Кэсси дрогнул. — Я пыталась тебя предупредить. Звонила тебе вчера вечером раз сто…