Шарко - Франк Тилье (2019)

Рукой в перчатке Леопольд Жорден, специалист по дактилоскопии лабораторий на набережной Орлож, аккуратно вытащил две купюры по пятьдесят евро из завернутого в газету свертка, который только что принес ему Николя. Коп заехал к Арно Летьену с одной мыслью: отдать на экспертизу банкноты в надежде, что человек в солнечных очках оставил на них свои отпечатки.

– Сейчас восьмой час вечера, и ты один, – заметил эксперт. – Это внеплановое или мне ждать, что придут все запросы на исследование?

– Вряд ли дождешься.

Жорден поджал губы. Он был худой рыжей жердью с усыпанными веснушками руками и щеками.

– Ладно, понял. Но только отпечатки, никаких ДНК. Потому что иначе мне придется использовать…

– Расслабься, только отпечатки пальцев.

– В таком случае попробуем нингидриновую ванночку, это идеально для пористых носителей, вроде купюр, и стоит недорого.

– Отпечаткам два года, с этим не будет сложностей?

– Нингидрин вступает в реакцию с аминокислотами, а они неплохо сопротивляются воздействию времени. При условии, что купюры хранились в сухости, проблем не будет. Если получится, это займет часа два-три вместе с просушкой. Я останусь, у меня все равно полно работы, а ты можешь отправляться домой, я позвоню и сообщу результат.

– Я буду снаружи, но поблизости. Спасибо, Леопольд.

Выйдя на улицу, Николя позвонил Жилю Легану, старому знакомому в Экюлли, где находился сервер FAED – автоматизированной дактилоскопической картотеки, – чтобы узнать, можно ли связаться с ним позже вечером по поводу одного расследования. Он попросил, чтобы тот задержался на работе, пообещал, что позвонит не позже десяти часов, и сослался на срочность: официальные бумаги прибудут потом. Леган, который был на дежурстве, не стал ворчать.

Он отправился перекусить в ближайшее бистро на бульваре Сен-Мишель и прошелся вдоль набережной, мимо барж, гуляющей публики и мостов. На другом берегу Сены внушительное здание Орфевр, 36, выделялось на сером небе, как каменный гигант, который наелся до отвала и улегся на бок. Николя присел на ступеньки и смотрел на окна их «опен спейс», на четвертом этаже, пока медленно спускалась ночь. Его настоящий дом, откуда его выгнали, как отпетого преступника… За этими стенами Шарко и другие, наверно, еще продолжали работать, прилепившись к телефонам и пытаясь пополнить список жертв. Он должен бы быть с ними.

Николя никак не мог прийти в себя. Возможно ли, чтобы человек, которого он знал столько лет, мог его заложить? Наверно, все знали, что он баловался снежком, в том числе коллеги и этот говнюк Маньен. Наверно, он стал невыносим и даже не отдавал себе в этом отчета.

В кармане оставалась последняя доза кокса. Отравленный спасательный круг. Он вытащил пакетик, мучась желанием занюхать дорожку. Всего одну, еще одну. Последнюю.

Он выбросил эту пакость в воду, без нее ему легче обойтись, чем без работы.

Вздохнув, достал из кобуры свой «зиг-зауэр», повертел его, с сухим щелчком раз за разом выбрасывая и обратно вставляя магазин. Мысли приходили одна мрачнее другой. Самоубийство среди копов. На набережной Сены капитан с набережной Орфевр, 36, покончил с собой из табельного оружия. Николя вгляделся в зеркало серой воды перед собой. Пуля в висок. Все было бы так просто. Зачем бороться и пытаться плыть против течения?

Большим пальцем он вылущил пули, собрал все девять в горсть, что заставило его вспомнить: он так и не зашел на стрелковый стенд, чтобы восполнить заряды, использованные в подвале Рамиреса. Одна только эта деталь будет стоить ему серьезных неприятностей, когда в недалеком будущем у него заберут оружие и пересчитают пули. Лишний аргумент, чтобы утопить его.

Придется пойти в тир завтра с самого утра, когда там будет мало народа, попытаться стащить патроны и…