След лисицы на камнях - Елена Михалкова (2018)

– Здесь в конверте фотографии. Можно я их возьму? Потом верну, обещаю.

– Нельзя, – сказала Яковлева. – Борис Ефимович любит их разглядывать.

– А я у него спрошу! – нашелся Макар.

– Он не разрешит. Кому говорят, не трожь.

Илюшин задумался. Он сам себя загнал в ловушку. Ничего не мешало заменить снимки нарезанной бумагой, но сейчас, когда он получил недвусмысленный отказ, это выглядело бы совсем уж нехорошо.

«Пересниму», – решил он на тот случай, если Яковлева поссорится с Борисом Ефимовичем и вздумает бросить в печь то, что ему дорого.

Телефон. Камера. Фотографировать сфотографированное – в этом была какая-то странность. На карте памяти его айфона поселилась хмурая Нина Ивановна лет сорока пяти, чумазые смеющиеся дети, молодой Григорий Возняк – плотно сжатая линия губ, накрахмаленный воротничок рубахи впивается в бычью шею; еще одна Лариса Яковлева в косынке возле пузатого мужичка, заботливо придерживающего ее под локоть… Фотография – магическое искусство. Лишь она рождает в зрителе ощущение, будто запечатленные на ней люди существуют где-то еще, в ином пространстве, кроме бумажной плоскости; что в неведомом измерении их смех продолжает звучать, и ребенок продолжает свой бег, и крутится колесо велосипеда, сверкая спицами, и юбка у девушки развевается на ветру, дующем откуда-то со стороны вечности.

Нашлись совсем юные Петр Возняк и Иван Худяков. Оба смотрели исподлобья, пытаясь придать солидности несерьезным физиономиям. Петр Илюшину категорически не понравился. «Упырь какой-то», – решил он. Лицо как из теста слеплено; неудивительно, что впечатлительные девчонки его боялись. Иван оказался тощ, нескладен, скуласт и безобразно обрит; узнать в нем ребячливого паренька из описания Худяковой было невозможно. Но на следующем снимке он застыл у края кадра, словно желая удрать из-под прицела объектива, и в нерезкой смазанной улыбке угадывалось и обаяние, и жизнелюбие, и беззаботность, и свет.

Младший сын Возняка тоже был здесь. Стоял рядом с матерью, держа ее за руку, и с любопытством смотрел на фотографа. «Красивый мальчуган, – подумал Макар. – С братом ничего общего». Но сильнее, чем бедный Ленька, которому суждено погибнуть в пожаре несколько лет спустя, его поразила жена Возняка. Совсем юное лицо, с чистым лбом и большими задумчивыми глазами. «Кто бы мог ожидать встретить в Камышовке Сикстинскую мадонну».

Оставался самый большой групповой портрет.

Илюшин взял его в руки и стал рассматривать.

Ильясов снимал коллектив совхоза. Многие из этих людей были Макару незнакомы, но жена Возняка нашлась и здесь: стояла в нижнем ряду, явно не зная, что делать с руками. А рядом с ней…

Макар вытащил предыдущую фотографию, тридцать секунд смотрел на нее и снова вернулся к общей. Вот так открытие!

– Лариса Сергеевна! – он вскочил, почти уверенный в справедливости своей догадки. – Лариса Сергеевна, посмотрите, пожалуйста! Вот это – кто?

– Где?

– Вот! – Макар ткнул пальцем в невысокого улыбчивого человека, стоящего возле Анны Возняк. – Как его зовут, вы помните?

«Дорогое провидение, только не дай ей снова уехать в туфлях на танцы!»

– Так это же Сеня наш, – удивленно сказала Яковлева. – Ты что, не узнал его? Семен Дьяченко.

Глава 6

* * *

Василия долго искать не пришлось: он качал в худяковскую баню воду из скважины, гудевшей как пылесос. Вернее, качал насос, а Василий сидел на скамье в холодном помещении, сунув руки в карманы старого ватника и бесстрастно глядя, как наполняются водой ведра и шайки.

– Можем поговорить? – спросил Бабкин.

– Погодь! Закончу.

Сергей вышел, низко пригнувшись, чтобы не расшибить голову о притолоку, и сел на крыльцо. Минут через пять гул насоса оборвался и наступила оглушительная тишина. Скрипнули доски за его спиной, хлопнула внутренняя дверь, и рядом примостился Василий.

– Куришь?