След лисицы на камнях - Елена Михалкова (2018)

– Ты кого-то видел в ночь убийства Бакшаевой?

Василий раздраженно взмахнул рукой.

– Чекушку я видел!

– Кто такая Чекушка? – спросил Бабкин, решив, что это прозвище.

– Паря, не тупи. Думаешь, почему я ошивался по ночам на том конце? Там хата Филимоновых. Хозяев нет. А ключ под цветочным горшком.

Сергей, наконец, понял. Дом Филимоновых, куда владельцы, почтенная семейная пара, приезжали на пару недель летом, стоял наособицу, в глубине раскидистого сада. Его надежно скрывали груши, черешня и яблони. Василий обнаружил ключ и проводил время, понемногу опустошая хозяйский бар.

– Ты меня не выдавай, – попросил бродяга. – Я у Филимоновых не свинячил. Даже пол за собой вытирал!

– И давно ты там хозяйничаешь?

– Отхозяйничался уже. Кончилось бухло.

Василий в расстройстве махнул рукой.

– В ночь пожара во сколько ты туда зашел, помнишь?

– До полуночи еще вышел от Нинки, с час колотушкой стучал, ждал, пока она уснет. А потом сразу к Филимоновым. И сидел там, пока тревожно не стало. Я выскочил, смотрю – горит! Тут и побежал.

Сергей занес в блокнот все, рассказанное Василием.

– Пойдем, покажешь, как филимоновский дом отпирал, – сказал он, поднимаясь.

Жилец Худяковой не соврал: ключ от дома действительно нашелся под расколотым цветочным горшком. Сергей хотел заглянуть в комнаты, но Василий подергал его за рукав:

– Не тебя ищут, паря?

Возле дороги маячил Илюшин.

– Похоже, меня, – прищурился Сергей. – Ладно, убедил: Худяковой ничего не скажу. Кстати, а почему она не почувствовала, что от тебя спиртным пахнет?

– Конфетой заедал. «Школьницей».

* * *

Когда Илюшин втащил недоумевающего Бабкина в дом Яковлевой, старушка дремала в кресле, уронив голову на грудь.

– А просто забрать фотки и принести нельзя было? – буркнул Сергей.

– Нельзя. Долго объяснять…

– Уж постарайся!

– Она не разрешила.

– А что, так можно было? – изумился Бабкин. – Тогда я не разрешаю тебе НИЧЕГО.

– Смотри сюда!

Илюшин выложил перед ним две фотографии. На одной Анна Возняк прижимала к себе младшего сына, на другой колхозники выстроились рядами на ступеньках помпезного здания с колоннами.

– Вот на эти лица смотри! На эти!

Бабкин пожал плечами:

– Ну, вижу… Мать, отец и сын. Мамаша красивая очень! Чем они тебя так поразили? Ликом ее ангельским?

– Тем, что это не мать, отец и сын, – торжествующе сказал Макар. – Это жена Возняка, ее младший сын Леонид и зоотехник Семен Дьяченко, которого наш охотник утопил в болоте.

Сергей собирался присвистнуть, но вовремя вспомнил про спящую хозяйку дома.

– Вот это номер, – тихо сказал он.

Две фотографии лежали перед ними как неоспоримое свидетельство греха. Одна и та же кровь текла в жилах мальчика и мужчины, в этом невозможно было усомниться, глядя на их лица: одинаковые подбородки, брови, скулы, губы, даже линия роста волос мальчика была словно снята под копирку с Семена Дьяченко. Только глаза, большие и темные, ребенок унаследовал от матери.

– Хорошенькие новости! – Бабкин фыркнул. – Возняк воспитывал чужого сына! Ха-ха!

– Тише ты!

– Да спит она!

– Вот именно! Двигай на улицу…

Они расположились на крыльце.

– Получается так, – сказал Макар, – в восемьдесят девятом Григорий утопил зоотехника. Нутром чую, что фотографии сыграли здесь не последнюю роль.

– Может, просто заметил сходство. Для этого, знаешь, фотки не обязательны. Оно невооруженным глазом видно.

– Насчет глаза мы не знаем. Худякова ничего не говорила о том, что младший сын Григория – не от него, а уж у нее наблюдательности хватает. Правда, она могла вообще не встречать Дьяченко или не обращать на него внимания… В общем, восемьдесят девятый – гибель Семена. В девяностом, год спустя, умирает Анна Возняк.

– Сама ли?