Я покачала головой. Кузен не образумился даже в тюрьме. Он заметил мое недовольство и предпочел сменить тему разговора:

— Их светлости в добром здравии? Прошу вас, передайте им мои поклоны и извинения за причиненное беспокойство.

Мы с Лиз заранее договорились, что не станем рассказывать Антуану о болезни папеньки — зачем ему лишние волнения?

— А как Анабель? — голос кузена предательски дрогнул. — Она произвела в Мериде тот фурор, о котором мечтала? Не сомневаюсь, что произвела. Но я надеюсь, что она оставила мысль о браке с принцем?

— Да, — покраснев, кивнула Элоиза. — Его высочество женится на другой.

Кто эта другая, мы тоже решили молчать.

На губах Антуана сразу появилась улыбка.

— Ну, что же, я очень этому рад. Ах, как хотел бы я сказать ей это лично! Я написал ей несколько стихотворений. Нет-нет, безо всякого политического подтекста. Марго, я прочту сейчас одно четверостишие — может быть, ты запомнишь и передашь его Ане?

На Элоизу было больно смотреть — плечи ее опустились, и вся она будто постарела на несколько лет. Кажется, Ана была права — нам не стоило сюда приезжать.

Глава тридцать шестая, в которой Лэнс делает то, что делать совсем не собирался

— Послушай, Лэнс, — тоном моего отца сказал за обедом Робер, — тебе не кажется, что вчера ты слишком долго гулял по парку с Анабель де Лакруа? Я понимаю — она твоя настоящая нареченная, но твоим придворным сейчас совсем ни к чему это знать.

Я вынужден был признать его правоту.

— Тебе следует больше внимания уделить ее старшей сестре, — продолжал поучать меня Клермон. — Я знаю, ты не хочешь привязываться к ней, но прояви хотя бы простую вежливость. Девушка заслуживает этого. Кстати, она весьма остра на язык.

Я посмотрел на него с удивлением. Интересно, когда он мог это узнать?

Клермон засмеялся:

— Два дня назад она поцапалась с моей невестой, и боюсь, победа осталась не за Шарлоттой.

— Вот как? — улыбнулся и я, выслушав его короткий рассказ. — Ну, что же, похоже все дочери в семействе де Лакруа — весьма незаурядные девицы.

— К тому же, она, кажется, любит верховую езду, — подлил масла в огонь моего интереса Робер. — Не далее, как полчаса назад я встретил ее недалеко от манежа. По-моему, это прекрасный повод познакомиться с ней поближе.

Я вышел из-за стола, бросив недоеденной отлично приготовленную куропатку в винном соусе, и велел подать костюм для верховой езды. Заодно взгляну на своего красавца-ахалтекинца. Я назвал его Ветер. Надеюсь, конюх уже начал приучать его к седлу.

Робер тактично не последовал за мной, хотя такая предосторожность была излишней — вряд ли в нашем с ее светлостью разговоре могло бы быть что-то, не предназначенное для его ушей.

Нового жеребца я увидел издалека. Конюх как раз водил его по манежу. А старшая мадемуазель де Лакруа наблюдала за ним из-за ограждения. Им невозможно было не залюбоваться.

Потом она сказала что-то конюху, и тот подвел коня поближе. Она попыталась коснуться морды жеребца, и тот гневно взвился на дыбы.

— Да, вот так! — мысленно похвалил я его. — Ты не для дамского седла.

А девушка снова обратилась к конюху. Тот вдруг испуганно замотал головой. А девушка притопнула ножкой. Кажется, она умела настоять на своем.

Конюх, наконец, сдался и, привязав коня к ограждению, отправился на конюшню. А через минуту вернулся оттуда с дамским седлом в руках.

Я не мог поверить своим глазам. Он что, собирается позволить ей сесть на Ветра? Кто из них более сумасшедший — он или она? Если она хоть немного разбирается в лошадях, то должна понимать, что жеребец еще необъезжен.

Я ускорил шаг. А конюх, меж тем, водрузил седло на спину лошади, и Ветер, как ни странно, позволил сделать это. Всё это время он не сводил глаз с настырной девицы. А та уже гладила его по морде, что-то шептала на ухо.