Снова притянул меня к себе и склонился к губам целуя уже по-иному. Сладко и бесконечно нежно.

* * *

Рис…

Он чувствовал, как учащенно бьется ее сердце и пульсирует тонкая жилка на шее, под его пальцами. Как тяжелеет и срывается дыхание. Как подрагивают, поддаваясь его напору губы, приоткрываются и начинают отвечать — сначала робко, затем все увереннее и увереннее. Как она изгибается, льнет к нему, отчаянно и доверчиво. А ее огонь, победно разгораясь, смешивается с его льдом, выжигает хмельную, тошнотворно-вязкую муть, что несколько дней туманила сознание, и возвращает ему самого себя.

Он ощущал это так ярко и остро… почти болезненно-остро. И руки сами сжимались, еще крепче обхватывая девушку.

Отпускать ее не хотелось. Категорически. Хотелось подхватить на руки, развернуть тропу и выйти далеко-далеко отсюда, в своем доме в Эратхаме, куда нет доступа никому. И целовать… целовать… целовать, пить ее дыхание, такое сладкое, необходимое, как воздух, срывать с губ вздохи и стоны, пока не услышит долгожданного «да…». А потом опустить ее на кровать и, не отводя взгляда от потемневших от страсти глаз, накрыть хрупкое, податливое тело своим.

И пусть весь мир подождет или катится к Шаксу, если его что-то не устраивает.

Но мир не желал ждать и убираться прочь тоже. По крайней мере, Террелл с Брейтом точно не собирались этого делать.

Шквальный порыв морозного ветра выбил дверь, снося ее с петель, прерывая поцелуй, и в комнату ворвались побратимы, да не одни, а в сопровождении вездесущих духов семейства Аркентар… что б им в посмертии долго икалось. Коммандор, как всегда, с молнией наизготовку, Зелма с парочкой файерболов, а Анника со своим неизменным зонтом. Ну, конечно, куда ж без этой троицы?

Дамиан резко выдохнул, выбрасывая перед собой щит, чтобы закрыть Рис от ветра. Но рук не разжал, и, когда девушка уткнулась лбом в его грудь, не удержался — ласково провел ладонью по ее спине. Выпрямился, глядя на братьев, поймал взгляд Брейта и еще сильнее прижал к себе Керрис. По-собственнически уверенно.

Никому не отдам. Не отпущу. Никогда.

Моя хайтэ.

Только моя…

И Брейтон склонил голову, принимая его решение.

— Что здесь происходит?

О, вот и любимое восклицание Зелмы.

Побратимы, в отличие от призраков, лишних вопросов не задавали. Им хватило мгновения, чтобы оценить обстановку, спрашивать, что случилось, не было необходимости. Теперь они сами видели и пятна гнили, и повреждения на ауре, и следы постороннего воздействия — то, что раньше таилось ото всех, в том числе, и от самого Дамиана.

Магия Дана освободилась от чужого контроля, перестала ограждать его от братьев и они, наконец-то осознали, что с ним творится. Осознали и немедленно отреагировали. А вот почему раньше не догадались, предстоит еще выяснить.

Об этом мало, кто знал, но ритуал, объединявший хэссэ, служил дополнительной защитой от тьмы, он и возник-то, во многом из-за этого. Невидимый барьер. Еще один способ противостоять извечному врагу. Их ауры связаны, Террелл с Брейтоном должны были первыми не просто заподозрить неладное — заметить малейшие изменения, но не заметили, не остановили… И если бы не Рис…

Дамиан видел, как в одно мгновение осунулись, побледнели лица побратимов. Террелл устало потер ладонями лицо, прошел в комнату, спросил напряженно и хрипло:

— Как? Когда?

Хорошие вопросы, правильные, хоть и очень неприятные. И на них нужно обязательно найти ответы — чем скорее, тем лучше.

Теперь Дан понимал, это началось уже давно. Чужая магия действовала медленно, незаметно. Исподволь подтачивала его защиту, окутывала липкой, иллюзорной паутиной сознание, нашептывала странные решения. Заставляла потихоньку отдаляться от побратимов, а главное, находить все новые и новые, на первый взгляд совершенно логичные причины для того, чтобы отказаться от Рис.