Хмурю брови и плетусь к гардеробной. Выходим из квартиры пару минут спустя. Охранник в холле старательно делает вид, что я в спортивном костюме — зрелище для него привычное. Губы Татки подозрительно подрагивают. Ну-ну, смейся-смейся. Едва не пыхчу от возмущения. И ведь взрослый мужик! А все равно повелся на провокацию. Обходим частную территорию жилищного комплекса и сворачиваем в парк. Естественно, мы одни! Больше дураков не находится. Лишь несколько собачников со своими питомцами… Татка широко улыбается, подмигивает мне и трусцой припускает вперед. Нет, так дело не пойдет! Ускоряюсь и, обогнав ее, бегу несколько минут в быстром темпе. Собственно, на несколько минут меня и хватает. Через пять — я начинаю задыхаться, через десять — боль под ребрами становится нестерпимой. Но я слишком упрям, чтобы сдаться, даже когда меня окликает Татка.

— Стой!

Бегу. Из принципа. На голом упрямстве.

— Стой! — повторяет она. — Нужно отдохнуть.

— Отдыхай, раз устала, — кричу в ответ, игнорируя боль, с которой февральский морозный воздух врывается в мои легкие. А потом мне в голову прилетает снежок. Разбивается и проникает снежной крошкой за шиворот.

— Какого…

Еще один. Оборачиваюсь. Татка стоит посреди аллеи и коварно улыбается. Не могу не признать — ее дыхание почти не сбилось, в то время как я сам дышу так рвано, что с губ срывается легкий свист. Так и жду, что она как-то прокомментирует этот факт, но Татка молчит и просто смотрит… то на меня, то куда-то между деревьев.

— Я здесь обычно останавливаюсь покормить белок. — Снимает зубами перчатку и просовывает руку в карман. — А вот и они… Смотри! — переходит на шепот.

Перевожу взгляд и не сразу замечаю серую неказистую белку. Совсем не такую нарядную, как их рисуют в детских книжках.

— Совсем отощали к весне, — озвучивает мои мысли Татка, протягивая белке на ладони горстку орешков. Смотрю на нее, и только лишний раз убеждаюсь, что поступил правильно, предложив сохранить наш неожиданный брак. Мы пробыли с ней вместе всего ничего, но за это время произошло больше событий, чем за год моей прошлой жизни. Мне с ней не скучно. И как-то так… тепло. Да, пожалуй, это — самое подходящее слово. Падаю задницей в снег и задираю голову к виднеющемуся между макушек деревьев небу. В ногах слабость, но дыхание более-менее приходит в норму. Пожалуй, Татка права — нужно возвращать в свою жизнь удовольствие…

— Ну, что? Возвращаемся? — интересуется она, отряхивая озябшие ладони. — Ты меня сделал. А значит, мне еще завтрак готовить.

— Да брось. Я не завтракаю. Только кофе.

— А потом целый день голодный? Ну, уж нет. Забыл о язве?

Ну, допустим, язвы у меня нет. А вот гастрит время от времени дает о себе знать.

— Как о ней забыть, если ты все время мне об этом напоминаешь? А между тем, я нормальный, здоровый мужик. — Встаю резко и тут же сгибаюсь пополам от резкой боли, прострелившей спину. Татка ныряет мне под руку, обнимает за пояс, помогая выпрямиться. Она такая крошечная в спортивных ботинках, что мне приходится опустить лицо, чтобы заглянуть ей в глаза. Чистые и прозрачные, как янтарь.

— Пойдем уж, здоровый. Может быть, успею помять тебя перед работой.

— Звучит заманчиво, — мой голос сипнет, и что стало тому причиной, ясно не только мне. Татка закусывает губу, отводит взгляд и опять на меня зыркает из-под ресниц.

— Та-а-ат…

— М-м-м?

— А эту пробежку можно расценивать, как наше первое свидание?

— Наверное, — шепчет она в ответ. — Только после первого свидания я все равно не даю, — добавляет более резко.

— Но поцеловать-то тебя можно?