Незнакомец - Евгения Стасина (2021)

– Да на хрен всё! – сбрасываю одеяло, на ходу пытаясь попасть ногами в штанины и прямо так – лохматый и без футболки – торможу перед плотно закрытой дверью. Стучаться теперь? Неудобно как-то и опыта никакого… А если и есть, если в прошлой жизни я без труда успокаивал расстроенных дев, то сейчас вряд ли вспомню, какие глупости им говорил. А если и вспомню, то забуду к чертям в самый ответственный момент.

Ладно, обратного пути нет. Истерика, пусть и бабская, ерунда по сравнению с тем, откуда вытащила меня волонтёрша.

– Саш? – толкаю дверь, с удивлением отмечая, что она лихо мне поддаётся, и, наплевав на приличия, произношу уже громче. – Можно?

Темно хоть глаз выколи, но я даже в этой кромешной темени вижу, как с головой укрытая одеялом, девушка испуганно вздрагивает. Не двигается больше, словно парализована шоком от моего вторжения, и внутрь приглашать не спешит. Только разве молчание меня остановит? Я как этот сквозняк, гуляющий по прихожей, смело переступаю порог, и, то и дело натыкаясь на незнакомые мне предметы, на ощупь подбираюсь к её кровати.

Хорошая кровать, матрас мягкий, сверху на пуховое одеяло наброшен плюшевый плед и… четыре кошки, одну из которых я только что едва не раздавил, пытаясь усесться на краешек чужой постели.

– Твою мать! – животное прогоняю, даже бровью не поведя на послышавшееся в ответ злое шипение, и, тяжело вздохнув, принимаюсь за дело. – Не спишь же, я знаю.

Иначе не было бы меня здесь. Сашина спальня – запретная территория, а я слишком гуманный захватчик, чтобы посягать ещё и на неё. Днём нет-нет, да замираю у двери, а коснуться золочёной ручки никак не решусь. Стыдно всё же, и так гостиную оккупировал, на кухне бываю часто, на ванную замок никто не вешает… Пусть хоть что-то принадлежит лишь ей?

– Саш, – нащупываю рукой напряжённую спину, спрятанную под ворохом покрывал, и как-то неловко поглаживаю. Что, чёрт возьми, говорить? – Успокаивайся давай. Не реви.

Надоело уже: всхлипы её, сочувствующая Герда со своими поскуливаниями и засевшая в голове мысль, что это я приложил руку к её проблемам. А как следствие – взыгравшая совесть, острыми зубами разрывающая грудь.

– Я и так бессонницей мучаюсь, ещё ты… Саш, всё хорошо будет, – глажу, словно она замёрзла, а я мастер по растиранию спиртом, и сам диву даюсь, до чего глупый.

И говорю ни то, и делаю всё неправильно. Опыта, похоже, нет. Не то что у этой разбитой девчонки, лишь шмыгнувшей носом на мои безуспешные попытки её успокоить. Она возится, то ли пытаясь избавиться от моей тяжёлой ладони, то ли стараясь заглушить подушкой свои рыдания, а я медленно закипаю, в миллионный раз за минувшие дни ощущая свою беспомощность. От неё завишу, от нерасторопных работников четырёх кинологических клубов, от нескольких постов в социальных сетях, так и не принёсших плодов. И даже такую малость, как прекратить поток чужих слёз, сделать не в состоянии. Бесполезен, и гожусь, похоже, лишь на то, чтобы усложнять чужую жизнь.

Стоит подумать об этом, и рука сама тянется к прикроватной тумбе, так быстро нащупывая выключатель настольной лампы, что и не поверишь уже, что в этой комнате я впервые. Несколько раз моргаю, привыкая пусть и к тусклому, но всё равно слепящему свету, и, вконец обнаглев, доверяюсь интуиции: сгребаю Сашу вместе с её одеялами в охапку и, усадив к себе на колени, крепко держу, чтоб не дёргалась.

Так лучше, наверное… Кем бы она ни была (волонтёром, директором захудалого кафе, чьей-то младшей сестрой) в первую очередь она девушка, и если уж решила прореветь до утра, то пусть хотя бы не в одиночестве. Кошки не в счёт.

– Ты чего? – и плевать, что своим порывом я её напугал. Страх он иногда даже полезен: она выглядывает из своей пухово-плюшевой брони и, позабыв о терзающих её душу невзгодах, ошарашено таращится в моё уставшее заросшее щетиной лицо.

– Ничего. Спать хочу, а ты мне своей истерикой спать мешаешь. Умер кто?