Ледяная принцесса - Камилла Лэкберг (2010)

Когда встреча наконец была закончена, Эрика просто повернулась и пошла к двери. Она решила обойтись без никому не нужных формальных вежливых фраз. С ее точки зрения, все, что могло быть сказано, уже сказали. С ней свяжутся, и приедет кто-то, чтобы оценить дом, потом его выставят на продажу, и притом так скоро, как только возможно. И никакие слова утешения не могли помочь. Она чувствовала потерю. Эрика сдавала свою квартиру в Васастанен одной приятной паре аспирантов, поэтому не могла поехать к себе. Но и садиться сразу же за руль, чтобы долгие пять часов ехать во Фьельбаку, ей сейчас совершенно не хотелось. Поэтому она припарковала автомобиль у универмага возле Стуреплан,[5] вышла и направилась в Хумлегордспарк. Ей надо было посидеть и собраться с мыслями. Этот парк, как оазис тишины и красоты, расположенный в самом центре Стокгольма, давал то, что ей было необходимо: почти медитативную среду. На город, наверное, только что выпал снег, белым слоем покрывший траву. В Стокгольме достаточно дня или двух, чтобы снег превратился в грязно-серое месиво. Эрика села на одну из парковых скамеек, предварительно подложив под себя варежки, чтобы не застудиться. Цистит не такая штука, с которой стоит шутить, и уж самая последняя вещь, которая ей сейчас нужна. Она позволила мыслям свободно течь, разглядывая, как множество людей торопливо проносятся мимо по аллеям. Была самая середина обеденного перерыва. Эрика почти забыла, насколько суетно в Стокгольме. Все постоянно бегут наперегонки и как будто охотятся за чем-то, что они никогда не успевают поймать. Если бы не прошедшие несколько недель, она бы, вероятно, и сама не поняла, сколь многого себя лишает. Конечно, у нее множество проблем, но в то же время она нашла для себя покой и свободу, которых у нее никогда не было в Стокгольме. Если ты живешь в Стокгольме один, то ты совершенно изолирован. Хорошо это или плохо, но во Фьельбаке ты никогда не бываешь один, вокруг всегда люди, которые все время видят своих соседей и близких. Иногда это бывает немного утомительно — сплетни, пересуды, — но, сидя здесь и глядя на городскую колготню, она чувствовала, что не может вернуться сюда.

Уже не в первый раз за последнее время она подумала об Алекс. Почему она одна приезжала во Фьельбаку каждые выходные? Кто был тот, с кем она встречалась? И вопрос на десять тысяч крон: кто был отцом ее ребенка?

Эрика внезапно вспомнила о бумаге, которую запихнула в карман куртки, стоя в темном гардеробе. Она не понимала, как могла забыть посмотреть на свою находку, вернувшись домой позавчера. Она порылась в правом кармане и достала скомканный клочок бумаги. Замерзшими без варежек пальцами она осторожно расправила ее.

Это была заметка из «Бохусландца». Даты на листке не было, но по шрифту и черно-белой фотографии она поняла, что заметка старая. Судя по фотографии — семидесятые годы. И она очень хорошо знала и мужчину на фотографии, и историю, о которой рассказывалось в заметке. Почему Алекс прятала ее в комоде? Эрика встала и опять положила заметку в карман. Здесь ответов не было. Пора ехать домой.

Похороны были красивые, с отпеванием. Не сказать, чтобы в церкви Фьельбаки собралось много людей. Большинство не знали Александру, а заявились просто из любопытства. Семья и друзья сидели на передних скамейках. Кроме родителей Алекс и Хенрика Эрике знакома была только Франсин. Рядом с ней был высокий светловолосый мужчина — возможно, как предположила Эрика, ее муж. Друзей пришло не так много, они легко уместились на двух скамейках, что только укрепило мнение Эрики об Алекс. У нее наверняка было бесчисленное множество знакомых, но едва ли много друзей. На остальных местах то тут, то там сидели просто любопытные.