Ледяная принцесса - Камилла Лэкберг (2010)

Единственным, кто казался здесь совершенно не к месту и не вписывался в общие рамки, была Джулия. Она сидела на веранде на подоконнике, согнув одну ногу в колене и подтянув ее к груди. Джулия отвернулась ото всех и не отрываясь смотрела вдаль. Когда кто-нибудь пытался подойти к ней и сказать несколько дружеских или сочувственных слов, то быстро ретировался. Она игнорировала все попытки заговорить с ней и продолжала смотреть наружу в бескрайнюю белизну зимнего моря.

Эрика почувствовала легкое прикосновение к руке, непроизвольно вздрогнула, и немного кофе выплеснулось на блюдце.

— Извини, я не хотела напугать тебя. — Франсин улыбнулась.

— Да нет, я не испугалась. Я просто задумалась.

— О ком? О Джулии? — Франсин кивком указала на фигуру в окне. — Я видела, как ты рассматриваешь ее.

— Да, должна признаться, она меня интересует. Она так разительно отличается от остальных членов семьи. Я никак не могу сообразить: то ли она горюет об Алекс, то ли ее гложет что-то другое, о чем мы не имеем ни малейшего понятия.

— Насколько я знаю, никто никогда не понимал Джулию. Гадкий утенок, который рос между двумя красотками. Всегда всеми отверженная и игнорируемая. И не то чтобы с ней плохо обращались, она была просто нелюбима. Алекс, к примеру, ни разу не упомянула о ней за все то время, что мы жили во Франции. Я очень удивилась, когда приехала в Швецию и обнаружила, что у Александры есть младшая сестра. Она о тебе говорила больше, чем о Джулии. У вас, наверное, были совершенно особенные отношения?

— На самом деле я не знаю. Мы были детьми и, как иногда бывает в детстве, считали, что будем вечно близки, как кровные сестры, никогда не расстанемся и все такое прочее. Но если бы Александра не уехала, наверное, с нами произошло бы то же самое, что бывает с другими девочками, когда они вырастают и становятся подростками. Я не знаю, отбивали ли бы мы друг у друга парней, но обязательно скоро бы выяснилось, что у нас разные вкусы, мы одеваемся по-разному, да и вообще стоим на разных ступеньках социальной лестницы. И рано или поздно мы бы предпочли друг другу иных друзей, которых сочли бы более подходящими для себя или которые бы считали нас подходящими для них. Но конечно, Александра сильно повлияла и на мою взрослую жизнь. Я никогда не могла избавиться от чувства, что меня бросили. Я все время задавала себе вопрос: что я сделала не так, в чем ошиблась? Она просто уходила все дальше, а потом в один прекрасный день ушла совсем. Когда мы снова встретились взрослыми, она казалась мне чужой. Довольно примечательно, но у меня такое чувство, словно я пытаюсь познакомиться с ней опять.

Эрика подумала о страницах книги, которые собрались уже в довольно высокую стопку у нее дома. Но это все еще были только наброски: чужие мнения и умозаключения, перемешанные с ее собственными мыслями и воспоминаниями. Она не представляла, как ей выстроить и оформить материал. Она знала только одно — что обязана это сделать. Инстинкт подсказывал ей, что у нее есть шанс написать что-то настоящее, но где проходит граница между ее потребностями как писателя и ее личной привязанностью к Алекс — об этом она не имела ни малейшего понятия. Любопытство, которое необходимо для того, чтобы писать, настойчиво толкало Эрику на поиски разгадки тайны смерти Алекс и одновременно все больше и больше превращало эту тайну во что-то личное. Эрика могла сделать выбор и оставить в покое Алекс и ее судьбу, повернуться спиной ко всему этому скорбящему клану и заняться собой и своими делами. А вместо этого она стояла в комнате, наполненной едва знакомыми ей людьми.

Одна мысль поразила ее: она едва не забыла о картине в гардеробе Александры. Сейчас она внезапно вспомнила, почему теплые краски, которые так льстили нагому телу Александры на холсте, тогда бросились ей в глаза. Она повернулась к Франсин: