Теория зла - Донато Карризи (2019)

– Я был женат только один раз, ровно на один раз больше, чем нужно, – проговорил с иронией спецагент, выстраивая свою мизансцену. – Три года в преисподней, хорошо еще, что детей нет. Хотя сейчас приходится платить за содержание ее и собачки чихуа-хуа. Ты не представляешь, во что мне обходится проклятая шавка, которая к тому же меня терпеть не может.

– У меня пара дворняг, отличные сторожа.

Он сменил тему, и это нехорошо, подумал Бериш. Нужно вернуть его обратно, пока нить беседы не прервалась.

– Несколько лет назад я завел ховаварта.

– Что за порода такая?

– Ее название означает «сторож при дворе». Крупный, красивый пес с длинной светлой шерстью. – Спецагент не врал, его собаку звали Хич. – Эта шавка моей жены ни на что не годна, жалкое насекомое, вроде комара. Мой отец всегда говорил: если берешь женщину в жены, ты в ответе за нее и за все, что она любит. – Это неправда: его отец, ублюдок, от ответственности уклонился, возложив ее груз на плечи восьмилетнего сына. Но в данный момент Беришу нужен был почтеннейший родитель, способный преподать урок на всю жизнь.

– Мой отец научил меня тяжелому труду, – вымолвил Фонтейн, помрачнев. – Я добился всего только благодаря ему. От него унаследовал ремесло хлебороба, научился переносить лишения, которыми оно сопровождается. У меня нелегкая жизнь, поверьте. Вовсе нет. – Он склонил голову и медленно качал ею, погружаясь в странную печаль.

Замыкаясь.

Бериш поймал на себе взгляд призрака Бернадетты – женщина глядела с укором: как он мог позволить ее мужу отстраниться? Нужно быстро наверстать упущенное, иначе все пойдет прахом. Оставалась единственная попытка, но если он не попадет в цель, тогда уж точно всему конец. Если Бериш правильно понял, отец Фонтейна был таким же куском дерьма, как и его собственный, поэтому он сказал:

– В том, какие мы есть, не наша вина. Мы зависим от тех, кто привел нас в этот говенный мир.

Бериш ввел еще один важный смысловой акцент: «вина». Если Фонтейн – человек мнительный или считает, что его родитель – лучший на свете, он обидится, сведя на нет шестичасовую «болтовню». Если же он досадует на то, что всегда вел себя как слабак, тогда Бериш предоставил ему возможность возложить на кого-то другого вину за свои ошибки.

– Отец у меня был строгий, – признался фермер. – Мне приходилось вставать в пять утра и делать всю работу, какая мне поручалась, и только потом идти в школу. И все должно быть сделано так, как он хотел. Если я допускал малейший промах – беда.

– И у меня в ушах звенело от оплеух, – подыграл ему Бериш.

– Да нет, он ремнем орудовал. – Фермер это сказал без обиды, с каким-то даже одобрением. – И правильно делал. Я не всегда с головой дружил, вечно фантазировал.

– Я в детстве только и мечтал что о межпланетных путешествиях, меня от фантастических комиксов было не оторвать.

– А я сам даже не знаю, о чем думал. Пытался сосредоточиться, но то и дело отвлекался, и все у меня валилось из рук. Учителя в школе тоже говорили, что я тугодум. Но отец слышать ничего не хотел: ведь когда на земле работаешь, зевать нельзя. Так, стоило мне в чем-то сплоховать, он меня наказывал. И я учился делать как надо.

– Могу поспорить: с тех пор ты больше не совершал ошибок.

Мужчина немного помолчал.

– Есть участок земли на краю болота, и на нем в этом году ничего не вырастет, – проговорил он потом вполголоса.

На какой-то момент Бериш даже усомнился, в самом ли деле фермер произнес эту фразу. Не стал отвечать, и молчание повисло между ними, словно занавес. Если фермеру это неприятно, сам Фонтейн должен раздвинуть занавес и показать, что за ним ужасный финал истории.

И в самом деле, фермер добавил:

– Возможно, это моя вина: сыпанул слишком много гербицида.

Он сам соединил в одной фразе себя самого и слово «вина».