Голодная пустошь - Лорет Уайт (2019)

— Так вышло, — сказала она. — Жизнь меня потрепала, прежде чем привести в полицию. У меня было… интересное детство. Как у Минди. Так что честь вам и хвала, сержант О’Халлоран, за ваш профессионализм. Вы учуяли меня за много миль. Добрый полицейский подобрал меня с улицы, когда мне было восемнадцать. В моей жизни творился полный бардак, и это стало поворотным событием. Он верил, что у каждого есть второй шанс. Благодаря ему я тоже стала копом. Он был хорошим. Заботился обо мне — ну, может, как ты о Минди. Заставил завязать с алкоголем, пройти программу адаптации. Я начинала как доброволец в банке продовольствия[18] и центре помощи женщинам. Видела много таких девушек, как я, — они пытались бороться, и порой им просто нужно было надежное плечо. И сочувствие. Я вернулась в школу и решила, что хочу стать такой же, как полицейский, изменивший мою жизнь. Я захотела вступить в КККП. Мне казалось, если я смогу помочь другим женщинам и детям, значит, я живу не зря. Значит, смогу оправдать свое прошлое. Я подала заявку. Меня приняли. Я прошла подготовку. И меня направили в Йеллоунайф. Тогда-то я и встретила Джима Шеридана. Он был парамедиком, летал на север вплоть до Нунавута, в самые отдаленные уголки северо-западных территорий. Он жил ради адреналина, был всегда наготове. И каждый день видел страшное, но казался счастливым. Он любил меня, он был ко мне добр. Мы съехались, и, — ее голос дрогнул. Она отвела взгляд, стараясь собраться с силами. — И мы были счастливы… почти два года. Он подарил мне кольцо, и мы собирались пожениться. А потом однажды после работы я пришла домой, переоделась и сказала Джиму, что пойду за покупками. А когда вернулась, было тихо. Слишком тихо. Знаешь, такая тишина, которая кричит… Он взял мой «Смит-Вессон» — я не подумала убрать его в сейф… — и в ванной вышиб себе мозги.

Повисла тишина. Лишь ветер бился о пластик, которым Бабах заколотил разбитое окно. Макс под столом проворчал что-то, перекатился на бок.

— И ты слетела с катушек? — тихо спросил Бабах.

— Ну да. Опять подсела на алкоголь и… спала черт знает с кем, пока не… — Она вздохнула.

— Пока не забеременела.

Она кивнула. И внезапно показалась совсем маленькой и слабой.

— Он… отец ребенка… велел мне избавиться от него, сказал, что я его опозорю, разрушу его репутацию, его семью — у него жена и дети, — его карьеру. И я почти решилась. Сделала УЗИ, прошла консультацию. Мне назначили время. Я пришла. Но пока я ждала в приемной, когда мне должны были дать таблетку мизопростола,[19] медсестра напомнила мне, что, когда я приму эту таблетку, пути назад уже не будет. И я сидела там, как будто окоченев, а на стене висел плакат — пожарные, копы, работники соцслужбы, мужчины и женщины, с табличками типа «Ты не один», «Ты сильный», «Ты справишься», «Тебя не сломают». — Она зашлась в кашле, и Бабах увидел, с каким трудом она держит себя в руках. — Это была социальная реклама. А еще, знаешь, есть такая песня. На всех языках Севера — на английском, французском, еще каких-то незнакомых. Гортанное пение. Я в то утро услышала ее по радио. «Ты не один». И сидя там, глядя в глаза всех этих людей, я вдруг увидела глаза того копа, который вытащил меня из канавы и сказал, что я достойна большего. Это он смотрел на меня с плаката. И песня звучала в голове. И голос бабушки. И внезапно я поняла, что и правда не одна. — Голос Таны надломился, и она замолчала.

— Я думаю, ты гораздо сильнее меня, Тана Ларссон, — тихо сказал Бабах.

Тана резко подняла на него глаза. На ее лице было написано изумление. Он заметил — она с трудом сдерживает слезы.

Он сделал то, что у него получалось лучше всего — ушел от разговора. Взял фото со стола, поднялся, прикрепил его к доске. И ощутил острую боль в сердце. По многим причинам.

Возрождение?

Еще один шанс?

Он прочистил горло и сказал, по-прежнему глядя на доску: