Призрак в кривом зеркале - Елена Михалкова (2009)

Голос Макара утратил обманчивую мягкость, стал жестким и тихим, но очень отчетливым. Взгляд его остановился на Ларисе, которая попыталась изобразить на лице непонимание, но не выдержала и отвела глаза.

– Макар Андреевич сегодня определенно не выспался, – пояснил Леонид, скривив губы. – Я предлагаю закончить этот бессмысленный разговор.

Он встал, резким движением швырнув салфетку на стол.

– А вы мне и не нужны для продолжения разговора. – Бесстрастность Макара была такой же обманчивой, как и мягкость, – в действительности он разозлился. – Не думаю, что вы сможете добавить что-то новое к тому, что я выяснил. Впрочем, нет – пожалуй, все-таки можете. Поведайте мне, господин Шестаков: как шевелилась штора?

– Что? – хором спросили двое – Эльвира и Эля. Эдик промолчал, и Макар мысленно кивнул самому себе: его подозрение подтвердилось.

– Я говорю, – обратился он к Эльвире Леоновне, – что в длинном списке фокусов, использованных вашими детьми, мне непонятна техническая сторона одного-двух. Я буду признателен, если кто-нибудь удовлетворит мое любопытство. Может быть, вы, Эдуард? Нет, не хотите? Тогда вы, Лариса? Тоже молчите? Леонид, вы, кажется, собирались уходить…

Леонид медленно сел, не сводя взгляда с Илюшина.

– Дорогие мои, что здесь происходит? – Шестакова недоуменно оглядела своих детей. – О каких фокусах говорит Макар Андреевич? Я требую ответа!

– Ты всегда только требуешь! – неожиданно визгливым голосом выпалила Лариса.

– Ларка!

– Отстань, Леня! Мне это надоело! Ты же видишь, он, – последовал кивок в сторону Макара, – не успокоится, пока все не выложит. Ищейка!

– Лариса, как ты смеешь?! – задохнулась от возмущения Шестакова.

– А вот и смею! «С этим домом у меня связаны счастливые воспоминания», – передразнила она голосом матери. – А о нас ты подумала? Ты когда-нибудь думала о ком-нибудь, кроме себя? Нет, ты вцепилась в эту развалюху, – Лариса широким жестом обвела комнату, – и не хотела слушать ни меня, ни Эдьку, ни Леню. А ведь мы говорили тебе!.. Мы просили тебя: давай продадим дом и поселимся по отдельности, чтобы каждый из нас мог строить свою жизнь. Но для тебя это не имело никакого значения! Плевать, что Эдик и Леня не могут привести к себе девушек, потому что стесняются тебя. Плевать, что я не могу выйти замуж, потому что даже полному ничтожеству в штанах требуется, чтобы у его избранницы была квартира! Имеет значение только то, что тебе, мама, комфортно!

– Лариса! – Эдуард попытался остановить сестру, но она уже замолчала сама, бессильно махнув рукой. – Мама, мы хотели сделать как лучше для всех. Может быть, наши методы покажутся тебе не совсем правильными… честными… но, поверь, мы заботились и о тебе тоже.

– Мы в первую очередь заботились именно о тебе! – добавил Леонид, метнув уничижительный взгляд на сестру. – Не слушай Ларку, она тебе и не то со злости наговорит.

– Я… – ошеломленно начала Эльвира Леоновна, – я не понимаю… Макар Андреевич, объясните хотя бы вы!

– Все очень просто. – Макар встал, прошел мимо застывшей, словно изваяние, Эли и достал из холодильника сливки. – Ваши дети, Эльвира Леоновна, решили вынудить вас продать дом. Уговоры на вас не действовали, а ведь появился даже покупатель – щедрый и готовый ждать! И тогда они придумали план, который учитывал все: историю вашего дома, в которой была покончившая с собой восемнадцать лет назад женщина, готовность людей воспринимать сверхъестественное в незнакомом месте – тем более таком, как старое жилище, а также технические способности вашего старшего сына.

Он вернулся в кресло и разбавил сливками кофе. Пять пар глаз, не отрываясь, следили за тем, как тонкая молочная струя льется в чашку, будто Макар совершал священнодействие.

– И что же? – с отчаянием спросила Шестакова, когда Илюшин отставил сливочник в сторону. – Что вы хотите этим сказать?