Гипнотизер - Ларс Кеплер (2017)

– Простите, что я такая навязчивая, но часть моей диссертации построена на вашем исследовании. Так что не только я, но и мой руководитель хотели бы, чтобы сам объект принял участие.

Она серьезно посмотрела на меня. Я ответил:

– Понимаю.

– Ничего, если я задам несколько вопросов? – сказала она наконец. – Кое-что спрошу?

На мгновение она стала похожа на маленькую девочку: хитрая, но неуверенная в себе. Глаза очень темные, отливают черным на фоне необычайно светлой кожи. Красиво причесанные волосы блестели, заплетенные короной. Старомодная прическа, но Майе она была к лицу.

– Можно? – тихо спросила она. – Вы даже не представляете, какая я могу быть надоедливая.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь ей. В ней было что-то такое живое и свежее, что я, сам того не сознавая, хлопнул в ладоши и объявил, что готов. Она засмеялась и посмотрела на меня долгим взглядом. Я отпер дверь; Майя недолго думая вошла за мной в кабинет, села на стул для посетителей, достала блокнот и ручку и, улыбаясь, посмотрела на меня.

– О чем вы хотите меня спросить?

Майя сильно покраснела и заговорила, все еще широко улыбаясь – казалось, она не может сдержать улыбку:

– Если начать с практики… как вы думаете, пациент может обмануть вас? Просто сказать то, что, по его мнению, вы хотите услышать?

– Сегодня как раз было такое, – улыбнулся я. – Одна пациентка не захотела, чтобы ее гипнотизировали, сопротивлялась внушению и, естественно, сохранила контроль над сознанием, но притворилась, что погрузилась в транс.

Майя немного успокоилась, вид у нее стал поувереннее. Она наклонилась вперед, вытянула губы, потом спросила:

– Она притворялась?

– Конечно, я это понял.

Майя вопросительно подняла брови:

– Как?

– Начать с того, что существуют явные внешние признаки гипнотического расслабления. Самый важный из них – лицо теряет свою искусственность.

– Не объясните подробнее?

– В состоянии бодрствования даже у самого расслабленного человека лицо собранное, губы вместе, мышцы лица взаимодействуют, взгляд и так далее… А под гипнозом человек теряет контроль над мимикой: рот приоткрывается, подбородок отвисает, взгляд бессмысленный… Правильно описать не получится, но это известно.

Майя как будто хотела спросить что-то, и я прервался. Она помотала головой и попросила продолжать.

– Я читала ваш доклад, – сказала она. – Ваша группа состоит не только из жертв, то есть подвергшихся насилию, но и из преступников, людей, творивших с другими страшные вещи.

– Подсознанием и то и другое воспринимается одинаково, и…

– Вы хотите сказать…

– Погодите, Майя… и в контексте групповой терапии здесь нужен один подход.

– Интересно, – сказала она и что-то записала. – Я к этому вернусь. Но вот что мне хотелось бы знать – это как видит себя загипнотизированный преступник. Ведь вы отталкиваетесь от мысли, что пострадавший часто замещает преступника чем-то другим – животным.

– Я не успел изучить, как видит себя преступник, а пускаться в пустые рассуждения не хочу.

Она склонила голову набок:

– Но у вас есть какие-нибудь предположения?

– У меня есть пациент…

Я замолчал и подумал о Юсси Перссоне, норрландце, который нес свое одиночество как непомерную тяжесть, в которой сам виноват.

– Что вы хотели сказать?

– В состоянии гипноза этот пациент возвращается к своей охотничьей засидке, словно ружье ведет его, убивает косулю и бросает там. Выйдя из транса, он отрицает косулю и рассказывает, что ждал в засидке медведицу.

– Так он говорит, когда просыпается? – улыбнулась она.

– У него дом в Вестерботтене.

– Ага. А я думала, он здесь живет, – рассмеялась Майя.

– Медведь – это достоверно, – сказал я. – Там полно медведей. Юсси рассказывал, что большая медведица задрала его собаку несколько лет назад.

Мы замолчали, глядя друг на друга.

– Уже поздно, – сказал я.