Падший - Павел Корнев (2016)

– Что опять стряслось, Франц? – поинтересовался Джозеф Меллоун со смесью снисходительности и раздражения.

Франц поежился и выпалил:

– Ида Рубинштейн окончательно отказалась выступать под декламацию Брандтом своей новой поэмы!

– Это не для него пренеприятнейшее известие, а для вас и для меня, господин Рубер! – прорычал миллионер, влил в себя коньяк и со злостью хлопнул бокалом о стол. – Я просил сделать все по высшему разряду, неужели это так сложно?! Вы были не ограничены в средствах!

– А я сразу говорил, что это пустая затея, – подлил масла в огонь архитектор. – Ида сейчас работает с Дебюсси над переосмыслением мифа о святом Себастьяне.

– Да кого в наш просвещенный век интересуют эти сказки! – вскричал режиссер. – Я так на нее рассчитывал! Теперь уже не успеть договориться ни с Павловой, ни с Дункан!

– Проклятье! – выругался Джозеф Меллоун и злой как черт выскочил из беседки.

Смущенный режиссер поспешил следом, но в дверях его перехватил Адриано Тачини.

– Постойте, мой друг. У меня есть небезынтересная идея…

И они вышли в парк, оставив нас с маркизом в беседке одних.

– Ох уж эти люди искусства! – рассмеялся Джордж. – С ними не соскучишься! Жизнь бьет ключом, обожаю! Просто обожаю!

Я кивнул. Маркиз затушил окурок сигары, и мы отправились в особняк, где все шло своим чередом. Женский хор уступил место оркестру, и публика почтительно внимала незнакомой мелодии.

– Что играют? – спросил я, не стесняясь продемонстрировать собственное невежество.

Маркиз пожал плечами.

– Это из балета, который на следующей неделе представят в Париже. Рубер упоминал название, да я запамятовал. Что-то из славянской мифологии. Никак не запомню фамилию композитора…

Джордж заметил супругу, которая разговаривала с поразительной красоты женщиной, смуглой и черноволосой, и предложил:

– Идемте, представлю вас Белинде Тачини.

Я кивнул, но по дороге незаметно отстал. Супруга архитектора была, без всякого сомнения, дамой во всех отношениях приятной, а вот общество матери Лилианы повергало меня в панику. Уж даже не знаю почему.

Фланируя по залу, я выискивал глазами Альберта и вскоре нашел его в окружении любителей поэзии. Пробиться через них представлялось делом безнадежным, и я отправился дальше, но руку вдруг стиснули сильные пальцы.

– Ты подумал о моем предложении? – прошептала невесть откуда взявшаяся Елизавета-Мария.

– Отпусти! – беззвучно потребовал я, не желая выяснять отношения на публике.

– Оно еще в силе, – напомнила суккуб, разжала пальцы и зашагала к поэту. Легкий стук тросточки в один миг привлек всеобщее внимание, и стройной фигуре в черном платье и шляпке с густой вуалью моментально освободили дорогу.

Я вытер пот с лица и поспешил прочь. Попавшийся навстречу Емельян Никифорович помахал рукой, привлекая внимание, но я сделал вид, будто не заметил его, и ускользнул в одну из дальних комнат, где франтоватого вида господин средних лет в бархатной маске с прорезями для глаз вещал какие-то благоглупости. Как ни странно, среди многочисленных слушателей оказалась и Лилиана. Я приблизился и встал позади нее.

– Общеизвестно, что мир более глубок и многогранен, нежели это представляется последователям механистических воззрений. Они сами ограничивают себя, отсекая неизведанное, как в темные века люди сторонились естественных наук. Кто-то полагает мистицизм чем-то постыдным и недозволенным, но посудите сами: один из величайших ученых современности, Джеймс Максвелл, был связан с квинтэссенцией потустороннего – падшим! Мистицизм не вступает в противоречие с научным познанием, а лишь дополняет его!

– Идем! – выдохнул я на ушко Лили, поскольку подобные разглагольствования обычно заканчивались полицейской облавой.

– Подожди, Лео! – шикнула она. – Мне интересно!