Последний ребенок - Джон Харт (2019)

Холлоуэй уперся ладонью в капот и попытался выпрямиться.

– А вот это уже сопротивление полиции, – сказал Хант, наклонившись к задержанному и доставая наручники. Затянув потуже, он защелкнул стальной браслет на толстом запястье. Холлоуэй вскрикнул. Детектив рванул вторую руку, прижал ее к капоту и надел второй браслет. – Серьезные обвинения. Адвокат объяснит вам, что и как. Попозже.

Хант рывком оторвал Холлоуэя от машины. Спеси у задержанного поубавилось, но лицо горело злостью.

– Не трогай меня.

Детектив взял в руку цепочку от наручников, подвел Холлоуэя к машине Тейлор, открыл дверцу и, положив ладонь на затылок, толкнул его на заднее сиденье.

– Ничего личного. – Он посмотрел на Лору и, уже без тени улыбки или иронии, добавил: – Доставьте мистера Холлоуэя в участок и оформите задержание.

Серьезное лицо Тейлор сохранила, но чувства скрыть не смогла.

– Есть, сэр.

Обе машины – патрульная, с прижатой к стеклу багровой физиономией Холлоуэя, и большой «Кадиллак», с женоподобным адвокатом за обтянутым кожей рулем – въехали на холм и исчезли из виду, став завтрашней проблемой. Хант проводил их взглядом. Злость ушла, осталась жаркая искра удовлетворения. Он еще постоял немного во дворе, думая о Кэтрин, потом вернулся в дом. Прижался ухом к ее двери, разведя пальцы, положил ладонь на шершавое дерево и представил, как заходит в ее комнату. Маленькая, бледная, все еще в постели, она улыбнется и поднимет руку…

Миг фантазии растянулся перед ним километром теплого, прогретого солнцем песка, но на самом деле остался тем, чем и был. Мгновением. Иллюзией. Харт был полицейским, который не смог вернуть домой ее дочь, и это оставалось незыблемым фактом. Она не могла этого забыть, и это тоже оставалось незыблемым фактом. И даже просить о прощении было бы несправедливо.

Хант опустил руку и шагнул к комнате Джонни. Дверь была открыта, и желтый кружок света от небольшой лампы падал на аккуратно застеленную кровать. Обычная комната, ничем не отличающаяся от комнат других подростков. Пустая. Ни игрушек, ни игр, ни постеров на стенах. На кровати лежала раскрытая книга. Еще несколько стояли на комоде. Фотография матери, три снимка с Алиссой. Хант поднял тот, что ближе. Сдержанная, затаенная улыбка. Левый глаз скрыт под упавшей челкой, но сколько же света в правом… Казалось, девочка знает что-то особенное и только ждет, разрываясь от нетерпения, чтобы ее спросили об этом. Столько энергии было в ней, что Джонни казался зажатым. Было ли так всегда или мальчишка просто изменился?

Просто.

Хант покачал головой – какой абсурд. В том мальчишке, каким стал Джонни, не было ничего простого. Свидетельства тому – его поступки и поведение, эта пустая комната с голыми стенами, книги… Недетские книги – по истории и древним религиям, визионерским блужданиям и охотничьим ритуалам равнинных индейцев. Одна из них, посвященная друидам, весила фунта три. Еще две были посвящены верованиям чероки. Джонни брал книги в библиотеке – на переплетах белели квадратики с номерами. Хант взял ту, что лежала на кровати. Джонни выписывал ее четырнадцать раз и всегда сдавал вовремя. Ни разу не просрочил. Детектив представил мальчишку на велосипеде: как он крутит педали – восемь миль в одну сторону и восемь миль в другую – только для того, чтобы показать карточку и расписаться там, где скажут.

Хант прочитал название книги – «Иллюстрированная история округа Рейвен», – потом взглянул на страницу, на которой она была открыта. Справа – черно-белая литография пожилого мужчины в мятом костюме. Белая борода до воротника и глаза словно осколки кремня. Под литографией надпись: «Джон Пендлтон Мерримон, хирург и аболиционист[18]. 1858». Предок Джонни, догадался Хант. Старик был похож на отца Джонни и ни капельки на мальчика.