Последний ребенок - Джон Харт (2019)

Джонни помнил те долгие ночи молитв. Помнил, как сжимали его руку горячие пальцы матери. Помнил ее голос, когда силы были уже на исходе.

«Молись со мной, Джонни».

Отчаянная, бесплодная вера.

Придя в следующий раз, священник с толстыми пальцами и жирным, лоснящимся лицом упрекнул Джонни в том, что тот молился недостаточно усердно.

– Молиться надо лучше. А верить – крепче.

Передвигая ноги по сырой земле, Джонни придвинулся ближе к огню и оторвал обложку Библии. Складывавшиеся в его имя золоченые буквы вспыхнули в свете костра. На мгновение он замер, скованный суеверным страхом, потом положил обложку в огонь и подождал, пока она загорится. Когда все обратилось в пепел, Джонни поднял одной рукой мешок и вытряхнул содержимое на землю. Сухие листья просыпались дождем вместе с сучками и веточками. Кедр и сосна, ель и лавр.

Изображение ребенка, вырезанное из коры березы.

Принадлежавшая Алиссе красная ленточка.

Джонни повязал ленточку на запястье и перевел взгляд с кучек сухих листьев на Библию, которую все еще держал в руке. Покачал ее на ладони, потом положил на землю, и страницы всколыхнулись от волны жара, затрепетали, словно зная, что и им тоже суждено сгореть.

Джонни мрачно ухмыльнулся.

Ему требовались другие, более древние боги.

* * *

Потребность в них зародилась несколько месяцев назад и началась с молитвы. Стояла зима, печь сломалась, тепло ушло из дома, и когда Джонни молился за то, чтобы сестра вернулась домой, холод превращал слова в дымки́. Однажды он проснулся в четыре часа ночи от того, что ледяные лезвия чиркали по голой спине, и помолился за мать. Чтобы она покончила с таблетками, чтобы к ней вернулся отец. Помолился за медленную мучительную смерть Кена. Только это и придавало ему сил: мысли о спасении и прошлом, горячие, сладкие мольбы о мести.

Часом позже, когда солнце растянуло дальний край горизонта, Холлоуэй избил мать Джонни. Избил жестоко, до крови, непонятно за что. Джонни попытался помешать ему – и в результате попал под раздачу следующим. С этого все и началось: с беспомощности и крови, с неудавшейся молитвы и книги с золоченым тиснением на обложке, говорившей о покорности и подчинении.

Ни то ни другое не давало ему силы.

Ни то ни другое не давало ему могущества.

* * *

Сначала Джонни положил в огонь кедр, потом сосну, ель и лавр. Встал ближе к костру, с той стороны, куда тянулся дым. К глазам подкатились слезы, легкие сжались от жара, но он всасывал и выталкивал из себя дым – сначала в небо, затем в землю и, наконец, во все четыре стороны невидимого горизонта. Он ловил дым в пригоршни и гнал его в лицо. Произносил слова, которые узнал из книг. Давил ладонями ягоды можжевельника и размазывал по груди сок. Рассовав по карманам цветы змеевика, поднял вырезанную из березовой коры фигурку ребенка и тоже положил на огонь. Фигурка ярко полыхнула и испустила клуб жидкого белого дыма, но мальчик не отвел глаз, пока и дымок не поднялся в небо. А потом в костер отправилось и то, что осталось от Библии. Джонни уловил тот миг, когда ее еще можно было спасти, вырвать из жадных пальцев пламени и вернуться домой маменькиным сынком, так и не обретшим сил, – но он перетерпел этот миг, дал ему уйти. Страницы скрючились, черная роза расцвела, и все кончилось.

Он был готов.

* * *