Танцы марионеток - Елена Михалкова (2009)

– Нужно носить, а не мерить! – поправила подругу Марта Рудольфовна. – Она же ни черта не умеет! Не знает, как повернуться, что делать с подолом, куда девать руки… Запомни, – обратилась она к Юльке, – к одежде нужно привыкать. Ты должна ходить так, будто ты голая – и тебе это нравится!

Поздно вечером, когда Валентина Захаровна и Лия легли, Конецкая позвала Юльку в гостиную. На диване возле нее лежал фотоальбом, на полу валялись выпавшие фотографии.

– Помоги, будь любезна.

Юлька собрала снимки, остановилась взглядом на одном из них. Мужчина лет сорока с густыми вьющимися волосами до плеч, с крупными красивыми чертами лица смотрел с фотографии, чуть улыбаясь краешками губ. Взгляд у него был проникновенный и теплый.

– Хорош, да? – Старуха заметила, на кого Юля смотрит. – Большая умница и талантлив к тому же. Я его хорошо знаю… Роман из тех мужчин, которые с возрастом становятся только лучше, как хорошо выдержанный коньяк. В юности его жизнь бурлила и кипела – парень он был отчаянный, да и сейчас остался сумасбродом, хоть и научился это скрывать.

– А он кто? – несмело спросила Юлька, боясь, что разговорчивость старухи мигом пропадет от ее вопроса.

Но Конецкая отозвалась неожиданно охотно:

– Художник, и довольно успешный. Недавно состоялась очередная его выставка, кажется, незамысловато называлась «Женщина и цветы». Причем писать Рома начал довольно поздно, года в двадцать четыре, что ли, но ему повезло – его заметил один из моих приятелей, покровительствующий творческим личностям. И в кои-то веки в его коллекцию попал настоящий художник, а не один из этих… творцов!

Последнее слово она произнесла с нескрываемым презрением.

– А разве он не творец? – удивилась Юлька, не отрывая взгляда от породистого благородного лица. «Надо же, какой лев…»

– Мансуров в первую очередь профессионал. Это дорогого стоит, голубушка, поверь мне. А называющие себя творцами – не более чем генераторы скромных вторичных идей, не обладающие и каплей его работоспособности и мастерства.

Воспоминание ожило в голове Юльки. «Мансуров, Мансуров… Женщина и цветы…» Большая рекламная растяжка над дорогой, красные буквы, привлекающие внимание….

– Ой, Марта Рудольфовна! Это же он выставлялся в Доме художника!

– А я тебе о чем толкую? – осведомилась старуха. – Да, в Доме художника, и что же?

– А вы были на его выставке?

– Вот еще! – фыркнула Конецкая. – Делать мне больше нечего! Правда, ее хвалят, и она до сих пор не закончилась… Но идти одной мне не хочется, а Валентина не может самостоятельно пройти больше ста шагов.

– Может быть, вам взять с собой Лию? – предложила Юлька.

– Чтобы устроить выгул инвалидов?! Глупости. К тому же Валя ни черта не понимает в живописи, да и не интересуется ею.

Марта Рудольфовна перелистнула страницу, вытащила еще одну фотографию и небрежно подкинула Юльке. Карточка, спланировав, упала на пол. На ней тоже был запечатлен Мансуров – в компании нескольких смеющихся бородачей.

– Рядом с ним художники? – спросила девушка, разглядывая снимок. – Какие у них одухотворенные лица…

– Слева – банкир, справа – издатель и купец. Последних нынче принято называть бизнесменами, но «купец» – оно точнее.

Юлька покраснела, сложила фотографии в стопочку и отдала Конецкой.

– Никогда прежде не понимала песню «Миллион алых роз», – задумчиво проговорила старуха, убирая снимки в альбом. – Продал дом, холсты, все, что имел, – и выкинул деньги на цветы. Пошлая романтика для дурочек… Но лет пять назад Мансуров, влюбившись в молодую женщину, чем-то похожую на тебя, накупил ее любимых тюльпанов и украсил мостовую перед балконом ее дома. И это было красиво, черт возьми! Конечно, размах не тот, что в песне Паулса, но все равно, все равно…