Книга Балтиморов - Жоэль Диккер (2017)

– Но это же Джон Стейнбек, в конце концов! Вы что, совсем рехнулись?

Бардон испепелил его взглядом:

– Это ты рехнулся, Гиллель! Кто тебе позволил разговаривать со мной в таком тоне? Так и быть, из симпатии к тебе сделаю вид, будто ничего не слышал.

– Но не можете же вы запретить текст Стейнбека!

– Стейнбек или не Стейнбек, я не позволю, чтобы эту гадкую провокационную книгу читали в нашей школе.

– Значит, это дрянная школа!

Гиллель в бешенстве решил бросить уроки драматического искусства. Он злился на Бардона, на все, что тот в себе воплощал, на школу. Он опять стал грустным и подавленным, как в худшие времена в Оук-Три. Его школьные оценки были ниже некуда, и мисс Андерсон вызвала в школу родителей. Ничего не подозревавшим тете Аните и дяде Солу Гиллель открылся с новой стороны, не имеющей ничего общего с прежним лучезарным мальчиком. Он утратил всякий интерес к учебе, дерзил учителям и получал сплошные неуды.

– По-моему, он невнимателен, потому что у него отсутствует мотивация, – мягко сказала мисс Андерсон.

– И что же делать?

– Гиллель действительно очень умный мальчик. Он интересуется самыми разными вещами. Он знает обо всем гораздо больше, чем большинство его товарищей. На прошлой неделе я с трудом пыталась объяснить классу основы федерализма и устройство американского государства. А он уже разбирается во всех тонкостях политики и проводит параллели с Древней Грецией.

– Да, он страстно любит Античность, – грустно пошутила тетя Анита.

– Мистер и миссис Гольдман, Гиллелю четырнадцать лет, а он читает книги по римскому праву…

– Что вы хотите сказать? – спросил дядя Сол.

– Что, возможно, Гиллелю было бы лучше в частной школе. С соответствующей программой. У него там было бы намного больше стимулов учиться.

– Но он оттуда и пришел… И потом, он ни за что не хочет разлучаться с Вуди.

Дядя Сол и тетя Анита попытались поговорить с ним, разобраться, что происходит.

– Проблема в том, что, по-моему, я ничтожество, – сказал Гиллель.

– Да что ты такое говоришь?

– У меня же ничего не получается. Я не могу сосредоточиться. Да даже если бы и хотел, у меня не выйдет. Я ничего не понимаю на уроках, я совершенно запутался!

– Как это ты “ничего не понимаешь”? Гиллель, в конце-то концов, ты же такой умный мальчик! Ты должен постараться, у тебя все получится.

– Я постараюсь, обещаю, – ответил Гиллель.

Тетя Анита и дядя Сол захотели встретиться с директором Бардоном.

– Возможно, Гиллелю и скучно на уроках, – сказал Бардон, – но главное то, что Гиллель – нытик и не терпит, когда ему перечат! Начал ходить в театральную студию и вдруг раз, и все бросил.

– Бросил, потому что вы цензурировали пьесу…

– Цензурировал? Пфф! Дорогой мистер Гольдман, яблочко от яблоньки недалеко падает, вы рассуждаете прямо как ваш сын. Стейнбек или кто другой, но брани в школьном спектакле не место. Конечно, не вам же потом разбираться с родителями учеников. Просто Гиллелю надо было подобрать более подходящую пьесу! Кому это в четырнадцать лет взбредет в голову ставить Стейнбека?

– Возможно, Гиллель несколько опережает свой возраст, – предположила тетя Анита.

– Да-да-да, конечно, – вздохнул Бардон, – знаю я эти песни: “Мой сын такой умный, что все считают его тупицей”. Я их с утра до вечера выслушиваю, знаете ли. “Мой сын такой особенный, бла-бла-бла”, “он нуждается в особом внимании, бла-бла-бла”. У нас государственная школа, мистер и миссис Гольдман, а в государственной школе требования ко всем одинаковы. Мы не можем устанавливать особые правила для кого бы то ни было, даже из лучших побуждений. Что будет, если каждый ученик станет учиться по своей собственной программе, потому что он “особенный”? Мало мне хлопот со столовой и всеми этими приставучими индусами, евреями и мусульманами, не желающими есть как все люди.

– Так что вы предлагаете? – спросил дядя Сол.