Девушка, которая играла с огнем - Стиг Ларссон (2015)

Она позвонила в больницу Сёдера и после нескольких перебросок с одного коммутатора на другой выяснила, где лежит Хольгер Пальмгрен. Четырнадцать месяцев назад его перевели в реабилитационный центр Ерштавикена, находящийся в Эльте. Лисбет сразу мысленно увидела Эппельвикен. Позвонив туда, она узнала, что сейчас пациент спит, но она может навестить его завтра.

Остаток вечера Лисбет провела, вышагивая взад-вперед по квартире. Настроение было ужасное. В постель она легла рано и почти сразу заснула. В семь утра проснулась, затем приняла душ и поела в супермаркете. В восемь она уже стояла у агентства по прокату машин на Рингвеген. «Мне нужна своя собственная машина», – подумала Лисбет, усаживаясь за руль той же самой «Ниссан Микра», что и в прошлый раз, когда ездила за вещами матери в Эппельвикен несколько недель назад.

Паркуясь у реабилитационного центра, она вдруг занервничала, но, взяв себя в руки, вошла в приемную и сказала, что хочет навестить Хольгера Пальмгрена.

Сидевшую в приемной женщину звали Маргит, о чем извещал бейджик на ее груди. Она заглянула в свои бумаги и сказала, что больной находится на лечебной физкультуре и освободится не раньше одиннадцати. Лисбет предложили посидеть в комнате ожидания или зайти попозже. Она вернулась на парковку, села в машину и в ожидании выкурила три сигареты. В одиннадцать она снова стояла в приемной. Ей сказали идти в столовую: по коридору направо, а затем налево.

Лисбет остановилась в дверях полупустой столовой и увидела Хольгера Пальмгрена. Он сидел лицом к ней, сосредоточив все свое внимание на тарелке. Вилку он неуклюже сжимал всей ладонью, сосредоточенно неся ее ко рту. Примерно каждая третья попытка оказывалась неудачной, и еда падала на стол.

Поникший всем телом, он выглядел лет на сто. Лицо его было странно застывшим. Он сидел в кресле-каталке. Тут до Лисбет наконец дошло, что он действительно жив и что Арманский не обманул.

Хольгер Пальмгрен выругался про себя, в третий раз пытаясь подцепить пудинг из макаронов на вилку. Он свыкся с тем, что не может как следует ходить и что многое он не способен делать сам. Но ему была омерзительна эта неспособность как следует есть и то, что у него, как у младенца, иногда текут слюни.

Головой он прекрасно понимал, что нужно сделать: направить вилку под прямым углом, подцепить еду, поднять и направить в рот. Но что-то нарушилось в самой координации, словно рука жила сама по себе. Когда Пальмгрен давал ей распоряжение подняться, рука уклонялась куда-то в сторону. Когда он посылал вилку ко рту, рука в последний момент меняла направление и тыкала в щеку и подбородок.

И все же Хольгер знал, что реабилитация дала некоторые результаты. Еще шесть месяцев назад рука тряслась так сильно, что он ничего не мог донести до рта. Теперь, хотя процесс еды был долгим, Пальмгрен все же справлялся сам. Он решил не сдаваться и продолжить упражнения, пока не сможет управлять своими конечностями.

Только он опустил вилку, как вдруг кто-то, стоявший за спиной, мягко забрал ее. Хольгер увидел, как чужая рука подхватила на вилку порцию макаронной запеканки и подняла вверх. Он тут же узнал этот кукольный кулачок, повернул голову и встретился глазами с Лисбет Саландер, стоявшей в нескольких сантиметрах. Она выжидающе уставилась на него с робким выражением лица.

Пальмгрен долго оставался неподвижным, только разглядывал ее лицо. Сердце вдруг страшно забилось. Наконец он открыл рот и принял еду.

Лисбет кормила его кусочек за кусочком. Вообще говоря, Пальмгрен терпеть не мог, чтобы его кормили за столом, но он понял, что Саландер ощутила потребность в этом. Она делала это не потому, что он стал беспомощным овощем. Кормление было для нее жестом сочувствия, которое ей вообще не было свойственно. Она отделяла порции подходящего размера, давала ему и ждала, пока он полностью не прожует. Когда Хольгер показал на стакан молока с соломинкой, она поднесла его так, чтобы ему было удобно пить.