Жуткое - Джордан Крауч, Блейк Крауч (2019)

В дальнем углу сгнивший деревянный барьер отделял комнату от того, что когда-то было небольшой кухонькой. Сейчас ее трудно было узнать – она была похоронена под обломками обвалившейся крыши и остатками кухонных шкафов и столов, давно разрушенных многолетними дождями и снегопадами. Ничто не говорило о ее прошлом предназначении, за исключением корпуса холодильника без двери, со следами картечи на боках.

Грант подошел по хрустящим осколкам стекла к очагу. Два поколения банок пива «Бад Лайт» занимали всю поверхность старой железнодорожной шпалы, служившей неким подобием каминной доски. Это было единственное место в доме, где наблюдались следы хоть какого-то порядка и благоговейного трепета, некий респект от коллективного сознания тех, кто проводил здесь время.

Мортон взглянул на голую стену над очагом, где три десятилетия назад висел рисунок его матери – сделанный акриловыми красками набросок пруда на заднем дворе. Он смог рассмотреть гвоздь в растрескавшейся сухой штукатурке, на котором когда-то висела рамка рисунка.

Вытянув руку, Грант дотронулся до него, а потом повернулся и посмотрел на две двери в противоположной стене комнаты.

Первая вела в их с Пейдж спальню, но мужчина прошел по слоям мусора, сохранившимся после тысяч пятничных вечеров, ко второй.

К двери в спальню родителей.

Скрипя петлями, дверь открылась от его толчка.

Он больше не чувствовал тепло очага, и его свет был слишком слаб, чтобы осветить стены, чьи деревянные панели рассохлись и частично обвалились, как кора умирающей березы.

Грант сделал шаг внутрь.

В комнате не было никакой мебели, за исключением матраса, задвинутого в самый дальний угол.

На нем лежал его отец, извиваясь в смирительной рубашке.

Детектив пересек комнату и медленно опустился на колени. Когда он положил одеяло на вонючий матрас, отец внезапно замер – он совершенно неподвижно лежал на животе, а его спина медленно поднималась и опускалась в такт с затрудненным дыханием.

Смирительная рубашка застегивалась на спине на четыре застежки, и Грант расстегнул их все.

Потом он повернул отца на спину.

У старика оказались огромные глаза. Они, не отрываясь, смотрели в потолок, мигая с частотой нескольких раз в секунду.

Мортон-младший освободил его руки и положил их вдоль тела.

Казалось, что он медленно возвращается к себе, выплывает из какого-то глубокого колодца. Было странно чувствовать себя рядом с не заколотым лекарствами и несвязанным отцом. Более того, видеть, как тот спокойно лежит, а не мечется в разные стороны.

Грант стал разворачивать одеяло – температура повышалась с каждым убранным слоем.

Когда он окончательно раскрыл его, то почувствовал на лице дуновение теплого ветерка.

Глаза существа, казалось, отражали свет, которого вообще не было в комнате. Они изменились – стали фасеточными и влажно блестели как отполированные речным течением камни.

Дыхание Джима выровнялось.

Грант поднял сущность и положил ее на грудь отца как новорожденного.

Когда она стала медленно погружаться в него, младший Мортон повернулся и вышел из комнаты.

Пейдж стояла возле огня, протянув над ним руки.

Звук закрываемой двери заставил ее повернуться к брату.

Он пересек комнату и встал рядом с ней.

– Папа там? – спросила Пейдж.

– Да.

– Они ничего с ним не сделали?

– Нет.

– И он там с… ним?

Грант кивнул.

– Почему?

– Ни малейшего представления.

– Просто делаешь то, что тебе говорят, верно? – В голосе женщины прозвучала злоба.

– Вроде того.

– Боже, так странно вновь оказаться здесь!

Грант подошел к единственному предмету обстановки в комнате – к дивану, покрытому прорванной во многих местах обивкой.

Когда он сел, пружины застонали и над подушками поднялось облачко пыли.

Он отмахнулся от него.

На заднем крыльце зазвонили старые колокольчики.