Уголек в пепле - Саба Тахир (2016)

Мы больше не дети, смеющиеся над общими секретами. И никогда не станем ими снова. В конце концов, я не ответил на ее вопрос. Она не ответила на мой. Мы сидели молча, глядя на город, на реку, на пустыню, простирающуюся вдаль, и наши тайны легли тяжким грузом между нами.

13: Лайя

Несмотря на приказ работорговца склонить голову, я разглядывала Академию с болезненным любопытством. Ночная мгла смешалась с серыми камнями стен, отчего я не могла понять, где тени, а где здания Блэклифа. Пустынные песчаные тренировочные поля казались еще более призрачными в свете ламп, мерцавших голубыми огнями. Вдали меж колонн и арок головокружительно высокого амфитеатра брезжил лунный свет.

Курсантов Блэклифа сейчас не было, лишь скрип моих сандалий нарушал зловещую тишину этого места. Каждая живая изгородь была безупречной формы, словно по ней прошлись рубанком, каждая дорожка была аккуратно, без единой трещинки вымощена. Здесь не было цветов или лоз дикого винограда, карабкающегося вверх по стенам, не было и скамеек, на которых курсанты могли бы отдохнуть.

– Иди вперед, – рявкнул работорговец, – глаза вниз.

Мы направились к дому, примостившемуся на краю южной скалы, точно черная жаба. Его выстроили из того же мрачного тяжелого гранита, как и все остальные здания Академии. Дом Коменданта. Песчаные дюны, словно безжизненное и беспощадное море, простирались под утесами. Далеко за дюнами виднелись синие зубцы Серранского Хребта, пронзавшие горизонт.

Миниатюрная девочка-рабыня открыла дверь. Первое, что я заметила – повязку на ее глазу. «Она будет уродовать тебя первые несколько недель» – вспомнились слова работорговца. Лишит ли Комендант глаза и меня? Не важно. Я коснулась браслета. Это для Дарина. Все для Дарина.

Внутри дом оказался мрачным, как подземелье. Несколько свечей тускло освещали темные каменные стены. Я огляделась вокруг, успев заметить простое, почти монашеское убранство столовой и гостиной прежде, чем работорговец схватил меня за волосы и дернул так сильно, что чуть не сломал мне шею. В ту же секунду в его руке появился нож, острие погладило мое веко. Девочка-рабыня поморщилась.

– Еще раз поднимешь взгляд, – пригрозил работорговец, его горячее дыхание пахнуло смрадом мне в лицо. – И я вырежу тебе глаза. Поняла?

У меня выступили слезы. Я быстро кивнула, и он отпустил меня.

– Прекрати всхлипывать, – приказал он, когда девочка-рабыня повела нас наверх. – Комендант скорее разрубит тебя мечом, чем будет терпеть слезы. А я потратил сто восемьдесят серебряных не для того, чтобы бросить твой труп стервятникам.

Рабыня подвела нас к двери в конце холла, пригладив свое и без того безупречно отглаженное черное платье, затем тихо постучала в дверь. Голос приказал нам войти. Когда работорговец толкнул дверь, я успела заметить окно, полностью занавешенное тяжелой портьерой, письменный стол и стену, увешанную портретами. Затем я вспомнила нож работорговца и опустила глаза в пол.

– Долго же ты искал, – произнес тихий голос.

– Простите, Комендант, – начал оправдываться работорговец. – Мой поставщик…

– Тихо.

Работорговец сглотнул. Он потирал ладони, и руки его шуршали как кольца змеи. Я стояла абсолютно неподвижно. Комендант смотрит на меня? Изучает меня? Я попыталась выглядеть покорной и безропотной, именно такими меченосцы желают видеть книжников.

В следующий миг Комендант встала передо мной, и я вздрогнула, поразившись, как неслышно она обошла свой стол.

Она была меньше, чем я ожидала: невысокая, даже ниже меня, и тонкая, как тростинка. Почти хрупкая. Если бы не маска, я могла бы перепутать ее с ребенком. Брюки ее безукоризненно отглаженной униформы были заправлены в черные ботинки, сияющие как зеркало. Каждая пуговица на черной рубашке блестела как глаз змеи.

– Посмотри на меня, – велела она.