Самая хитрая рыба - Елена Михалкова (2020)

Первый: Королева живет в этом районе.

Второй: у нее есть старший брат.

Парень не стал выслушивать Петькину версию случившегося. Он выплюнул сигарету, двинул ловеласу в глаз и предупредил перепуганного Дидовца, что если его сестру еще раз тронет, фингалом ему не отделаться.

– Сказал, кастрируют без наркоза, – уныло признался Дидовец.

Выслушав эту историю, Илья пожал плечами. Петька получил по заслугам. Если девчонка не хочет, чтобы ее обнимали, не распускай руки, а если распустил, будь готов получить за это. Макс Белоусов сочувствовал другу, но к его младшей сестре Наташе пару раз приставали на улице, и он тоже был на стороне семьи Королевых.

– Если по-чесноку, брательник прав, – подытожил Белоусов и сочувственно похлопал Петьку по спине. – Пошли в кино, донжуан!

Мансуров положил ладонь на плечо Дидовцу и не тронулся с места.

– Нестерова? – задумчиво сказал он. – Я знаю нестеровских. Они давно зарвались, подмяли под себя весь район. Говорят, за право прохода берут с мелких дань.

– Брось! – вскинулся Белоусов.

– Сам не видел, врать не буду. Слышал только. Чуйку потеряли, уроды. Не знают, на кого наехали.

– В каком смысле «наехали»? – удивился Илья.

В этот момент он, дурак, еще не осознавал что происходит, и глупо ухмылялся в полной уверенности, что сейчас все разъяснится. Где-то в глубине души жило гаденькое удовлетворение от мысли, в каком нелепом свете выставляет себя Антон.

Мансуров обернулся и без улыбки взглянул на него. Ладонь его по-прежнему лежала у Дидовца на плече.

– Петька – наш, – очень серьезно ответил он. – Своих нельзя давать в обиду.

– Какая обида! Он справедливо огреб за собственное свинство.

– Я не знаю, как вы здесь живете, Илья. Скажу только, как я сам живу. Матери у меня нет, отца нет и не было. Бабушка умерла. Я был один очень долго. Это, знаешь, не такое одиночество, когда ты вроде как сам себе хозяин, дикий волк, бежишь куда хочешь… Это просто тоска, если честно. От нее тебя скручивает, как белье, которое выжимают над тазом. Только из белья течет вода, а из тебя слезы. У меня был год, когда я каждый день ревел. Под одеяло забирался и ревел. Просто потому, что я один, у меня никого нет.

Мансуров стоял, расставив ноги, и говорил неторопливо, делая паузы между предложениями. Эти паузы давили на Шаповалова сильнее, чем слова.

– Потом у меня появились свои люди. Тренер. Кое-какие пацаны из детдома. Потом вас встретил. Я знаю точно одно: за своих нужно стоять насмерть. Виноваты они или нет, это не тебе решать. Если ты друг, ты друг, а не судья. У судей друзей не бывает, только подсудимые.

На Шаповалова повеяло дурным абсурдом. Он ощутил себя на сцене плохого спектакля, с которого нельзя уйти, потому что ты в главной роли.

– При чем здесь судья, Антоха? Я никого не сужу!

– У меня есть любимый фильм, – так же серьезно сказал Мансуров. – Точнее, два фильма. «Брат» и «Брат-два». Там главный герой, Данила Багров, – он крутой. Родной брат его сдает бандитам, но Данила его прощает. Я раз сто смотрел, как брат ему рыдает в плечо, а Данила сам же его и утешает. Вокруг трупы валяются, всюду кровища… Но ему это не важно. Когда я посмотрел это, у меня в голове все рассортировалось, как товар на полках в магазине. Там – хлеб, сюда – мясо, а гнилые овощи в помойку. Я понял, что для меня главное слово по жизни – это «свой». Друг, брат – без разницы. Вы мне друзья, я за вас готов всех положить. Мне вообще не важно, что Петька сделал. Никто не смеет на него руку поднимать. Потому что он мой друг.

Шаповалов потер лоб. Из актера в абсурдной пьесе он превратился в пловца, которого затягивает водоворот чужого бреда. Все, что говорил Антон, на первый взгляд было правильно, если слушать его в отрыве от происшествия с Петькой. Но Дидовец, покорно сидевший на скамейке с наливающимся синевой фингалом, переводил красивую и действительно проникновенную речь детдомовца в какую-то пафосную чушь.