Конец игры - Эльвира Смелик, Екатерина Горбунова (2020)

На громкий рёв Иззи примчалась миссис Васкес, увидела ученика и почти сравнялась по цвету с молодыми цуккини, что прятались между огромных листьев. Иззи сидел на выложенной из плиток дорожке, размазывал слёзы, подвывал, а из его рта лилась кровь. Вот именно, лилась. Растекалась по губам, по подбородку, и Иззи её размазывал по всему лицу. От этого начинало казаться, что кровь у него хлещет отовсюду: не только изо рта, но и из носа, из глаз, из каждой поры на коже.

Совсем не удивительно, что миссис Васкес не выдержала подобного зрелища, перепугалась и повела себя не слишком адекватно: плюхнулась на колени перед Иззи, ухватила его за плечи, тряхнула и выкрикнула с отчаянием:

‒ О боже! Пруитт! Что ты натворил? Как же тебя угораздило? Ты опять куда-то полез?

‒ Нет! ‒ истошно завопил Иззи, скорее всего, не на шутку перетрусив, решив, что сейчас ему попадёт. Вскинул руку и ткнул указательным пальцем в сторону Эмберли: ‒ Это она меня толкнула. Она!

Посмотрев, куда он показывает, миссис Васкес обнаружила сразу двух учениц, но её выбор почему-то оказался однозначен:

‒ Мэдисон?

Пруитт старательно закивал, разбрызгивая красновато-бурые капли крови по чистенькому непыльному бетону.

Миссис Васкес, немедля, отвела его в медкабинет, а потом, пыша негодованием, взялась за Эмберли. Поставила её перед собой, наклонилась, поинтересовалась строго:

‒ Это ты толкнула Иззи?

Ну почему Эмберли просто не произнесла «Нет!»? Как Пруитт. Почему решила быть до конца правдивой и честной? И зачем так не вовремя вспомнила про утреннее происшествие?

‒ Я толкнула, но…

Учительница охнула и слушать дальше не стала.

‒ Мэдисон, да что ж такое? ‒ запричитала она, наливаясь раздражением. ‒ Разве можно так поступать? Ты хоть понимаешь, что наделала?

‒ Я не… ‒ во второй раз попыталась объяснить Эмберли.

Она осмотрелась по сторонам, надеясь увидеть Одри и найти в ней поддержку – подруга непременно подтвердит, что она не имеет отношения к выбитым зубам Иззи. Но подруги нигде не оказалось. Эмберли даже разволновалась: а вдруг с ней что-то случилось, пока она растерянно глотает ртом воздух, может, её тоже куда-то увели и теперь отчитывают?

Поэтому и не договорила. А миссис Васкес и не ждала никаких оправданий.

Вызванный телефонным звонком, в школу явился папаша Пруитт. Высокий, огромный, лохматый, похожий на гризли не только внешне – при виде его становилось так же страшно. Понятно, почему Иззи не захотел признавать, что во всём виноват сам – словил бы прилюдно крепкую затрещину. И Эмберли оставалась надеяться только на Таню. А с кем еще намерен разговаривать этот медведь? Не с ней же самой?

Таня ввалилась в кабинет директора возбуждённая, встрёпанная и ‒ Эмберли легко определила ‒ не совсем трезвая. Возможно, остальные этого не заметили, им уже было не до мелочей. Неестественно бледная миссис Васкес суетилась ещё больше обычного: слишком боялась последствий, слишком опасалась резонанса этой ситуации, слишком переживала за свою шкуру. И папаша Иззи, только подкреплял ее страхи – орал, что всех засудит: и школу, и Васкес в частности, и Таню. Последней непременно придётся оплачивать лечение его бедняжки, а заодно и моральный ущерб, нанесенный ранимому отпрыску ее жестокой девчонкой. А если горе-родительница не в состоянии нормально воспитать дочурку, пусть отправит её в исправительную колонию – там подобным и место!

За Таней, конечно, не заржавело: она не выслушивала его смиренно, не молчала, Мистер Пруитт тоже узнал от неё о себе много «хорошего». Но позже досталось и Эмберли. Ото всех: от папаши Иззи, от матери, от учительницы. И она ничего не могла сказать в своё оправдание – её просто не слушали! Поэтому Эмберли тоже старалась не слушать, мысленно отгородившись от урагана бьющих в неё возмущённых и злых восклицаний, но они прорывались, хлестали по лицу.