Охотник - Эндрю Мэйн (2019)

– Ничего. У нас не то чтобы близкие отношения. Может, он и говорил что-то насчет того, что она решила уколоться на пару с дружком-наркоманом… Но спросите любого, кто ее знал, и вам скажут, что она не оставила бы меня здесь вот так. По своей воле – никогда. Ну, кто мог оставить здесь ребенка одного?

– Не знаю, Роберт. Я не знаю… Но я постараюсь разобраться.

Это не пустое обещание. Но чтобы докопаться до сути, мне придется начать с темной жизни Сары. Возможно, тогда она впервые встретила убийцу.

Глава 63. Приют

Джули Лейн встречает меня в дверях с теплой улыбкой на усталом лице. В ее темных волосах, стянутых бирюзовой лентой на затылке, есть несколько седых прядей, так что я не могу оценить ее возраст.

С конца 60-х и до начала 80-х годов здесь, на ферме на окраине Ред-Хук, у них с мужем был детский приют. Большой дом, за которым темнеют горы Монтаны, окружен высокими елями. Окружающие земли используют под пастбище.

– Миссис Лейн, меня зовут Тео Крей. Помните, мы разговаривали по телефону? Я изучаю историю Монтаны.

– Да-да, конечно. – Она распахивает дверь и приглашает меня в дом.

В гостиной, не менявшейся, кажется, с семидесятых, стоит выцветший оранжевый диван, уступка современности тут только телевизор с плоским экраном и айпад с открытым на нем кроссвордом.

Я сажусь на диван рядом с ее креслом.

– Я говорил вам по телефону, что занимаюсь генеалогией и хотел бы расспросить вас о некоторых детях, которых вы воспитывали.

– Честно говоря, я знаю мало об их прошлом. У нас тут бывали самые разные дети: белые, черные, индейцы, полукровки. Нам было все равно. Мы хотели, чтобы у них был дом, и делали для этого все, что могли.

Мне не терпится спросить, не было ли среди ребятишек потенциальных маньяков-убийц, но приходится следить за собой.

– Какого возраста были дети?

– Мы специализировались на подростках. На трудных подростках, как говорил мой муж. Но они были хорошие.

– Никаких проблем с поведением?

Она смеется.

– Подростки – этим все сказано. У всех подростков проблемы с поведением. Но все это было показное, наносное.

– Понимаю. Помните девушку по имени Сара Ивз?

Выражение лица Лейн слегка меняется, но, взяв себя в руки, она качает головой.

– Кажется, нет… Погодите… Она была одной из наших?

– Она жила здесь в начале восьмидесятых. Два года, пока не ушла из дома. А потом поселилась неподалеку отсюда.

– Может быть, у вас есть фотография?

Я показываю фото, которое мне дал сын Сары.

– Здесь ей лет двадцать.

– Да, – говорит она, внимательно изучив фотографию, – теперь я ее вспомнила.

– Какие-нибудь подробности?

– Это вряд ли. Я же говорю, всех не упомнишь. Столько лиц, сами понимаете…

Мне совершенно очевидно, что эта женщина скрывает гораздо больше, чем хочет сказать.

– Я только что разговаривал с ее сыном. Ему интересно узнать, какой была в детстве его мать.

– С ее сыном? У Сары был сын?

То, как преображается ее лицо при упоминании ребенка, и то, как она произнесла «Сара», свидетельствует, что она отлично знает, о ком речь.

– Да. Он мне понравился. Эта фотография от него.

– Можно взглянуть еще раз?

Я снова передаю ей фотографию. Она берет ее обеими руками.

– Сколько лет ее мальчику?

– Тридцать два.

Лейн смотрит в сторону, мысленно считает.

– Такой молодой?

Судя по тону, ее интерес потух. Она возвращает фотографию.

Почему ей было бы интереснее, если бы Сарин сын оказался старше? Может, она подозревала, кто мог быть отцом?

– У Сары был парень? – спрашиваю я.

Лейн щурится.

– У нас такое не позволялось. Девочки жили наверху, спальня мальчиков была в отдельном здании.

– Я ничего такого и не имел в виду.