Смертный приговор - Андреас Грубер (2018)

– Вот этому вас учат в академии? – Он помотал головой. – Передо мной на столе лежали трупы с якобы неумелыми, робкими ножевыми ранениями, которые были симулированы физически сильными убийцами; левши, которые пытались нанести удар правой рукой; убийцы, которые приседали, чтобы изменить угол атаки. Один парень даже обрезал себе кожу с подушечек пальцев. Фантазия не знает границ.

– И как вы смогли его уличить?

– Он упустил, что есть еще и боковые отпечатки пальцев. Мы всегда снимаем отпечатки от одного края ногтя до другого. И поверьте мне: судебные медики видят такие попытки манипуляций каждый день, и мы замечаем, если следы были фальсифицированы. Потому что у нас есть возможность обратиться к тысячам других похожих случаев – чего преступник не может. Вот так просто.

– Но если в этих трех случаях…

Он громко застонал.

– Вы точно такая же, как и другие на курсе Снейдера… упрямая и невосприимчивая к советам. – Он снова приложился к фляжке и вытер рот рукой. – Вот что я скажу вам: убийца в деле «Многоножка» был определенно правшой, потому что многочасовая работа левши выглядела бы иначе. Однако мужчина, который привязал молодую девушку к деревянной свае на Ваттовом море и изрезал ее складным ножом, был несомненно левшой. Кроме того, он не обладал той мелкой моторикой и анатомическими знаниями, как убийца в Берлине, – перечислял Белл. – А в случае каннибализма в Айфеле дело вообще обстояло по-другому.

Изо рта Белла на Сабину пахнуло перегаром. Хотя он казался безнадежным алкоголиком, Снейдер снова был прав: Белл корифей своего дела; к тому же с отличной памятью. По крайней мере, что касается этих трех дел.

Сабина взяла свой рюкзак, пробормотала сдержанное «спасибо» и направилась к двери.

– Возможно, речь может идти о двух убийцах, – крикнул ей вслед Белл. – Но ни в коем случае об одном и том же.

Автобус высадил большинство студентов в начале пешеходной зоны. Сабина и Тина тоже вышли. Был уже десятый час вечера, и перед некоторыми кафе стояли тепловые пушки. Одни коллеги присели на ступенях фонтана и тут же засунули себе в рот сигарету, другие целенаправленно устремились в ирландский паб с караоке.

– Хочешь послушать, как Гомез и Шёнфельд, обнявшись, поют «Криминальное танго»? – спросила Тина.

Сабина помотала головой.

– Не представляю, что может быть лучше.

– Я тоже.

Они прошли мимо паба, который остался слева, и направились вниз по пешеходной зоне.

Тина толкнула Сабину локтем в бок.

– Посмотри. – Она кивнула на столик перед итальянским рестораном. – Вон сидит судья Ауэрсберг.

– Где?

– С желтым шарфом. Это ее доклад я слушала в университете.

– Я думала, она старше. – Сабина рассматривала женщину лет сорока пяти, с длинными каштановыми волосами. На ней были джинсы, обтягивающая футболка и палантин, она сидела с бокалом красного вина и разговаривала, похоже, с двумя подругами.

– Возможно, однажды я тоже стану судьей, – сказала Тина.

Они прошли дальше в узкий переулок, в котором почти все столики перед ресторанами были свободны. Пахло серой, и из фонтанов повсюду били горячие источники, что придавало этой части старого города особенную, мрачную атмосферу. Сабина остановилась перед Римскими воротами, остатками старинной римской городской стены в конце пешеходной зоны. Под одним из навесов они заметили уединенный ресторанчик, к которому направились и заказали у официанта два пива.

Сабина развалилась в плетеном кресле и рассматривала каменную лестницу, которая из-под полукруглой арки вела вверх к зубчатой стене и башенке с деревянной крышей.

– Прохладный вечер – вообще-то мы должны зубрить дома.

– Оставь эту ненужную болтовню для кого-нибудь другого, – предупредила ее Тина.

Сабина улыбнулась. Именно эту спонтанность и прямоту она и любила в подруге.

– Ты права, я припасу ее для гениев типа Шёнфельда.