Страх - Франк Тилье (2016)

— Извините… Благодаря упорству бедному отцу удалось привлечь внимание прессы к своей зловещей истории. И тогда тысячи семей вдруг осознали, что находятся точно в таком же положении. Астурия, Канарские острова, Каталония, Андалусия… повсюду одно и то же. Заявления о пропаже детей все множились. Испания принялась копать, вскрывать пустые могилы в поисках правды: куда же подевались тела этих младенцев, объявленных мертворожденными?

Он достал тонкую сигару и предложил Камиль. Та отказалась.

— Не надо бы, конечно, курить здесь, — проворчал он, показав на силуэты двух беременных женщин, которые прогуливались вдалеке. — Но есть вещи и похуже, чем немного дыма, вы не находите?

Его голосовые связки были совершенно загублены табаком. Он чиркнул спичкой, затянулся и поудобнее устроился на скамье, закинув ногу на ногу. Распахнутая рубашка позволяла видеть волосатую грудь. Когда историк смотрел в сторону окон, в его глазах читался явный вызов. Похоже, он ненавидел монахинь.

— Итак, с одной стороны, ошарашенные семьи, вскрывающие пустые гробы. А с другой — люди лет тридцати-сорока, которые вдруг обнаруживают, что были усыновлены, или слышат это из уст своих родителей. Вы же знаете: тайны в конце концов всегда раскрываются, или приемный отец на смертном одре решает покаяться, или же языки сами по себе развязываются после долгих лет лжи.

Он сдвинул кулаки, стукнув ими один о другой.

— С одной стороны, ищущие родители, с другой — дети, узнавшие, что они приемные. И вот эта бушующая волна начинает гулять по стране. Вдруг все заговорили о тайных сетях усыновления-удочерения, о существовавшей не одно десятилетие подпольной торговле детьми в национальном масштабе.

Камиль вспомнила фотоальбом, найденный у Микаэля Флореса: его мать Элен точно была беременна и точно родила в парижской больнице, согласно различным свидетельствам. Она припомнила также приписку Ги Брока из досье: «Сестра Жан-Мишеля была в родильном отделении вместе с ним и своими глазами видела, как 8 октября 1970 года родился ребенок».

Стало быть, Микаэль не мог быть сыном Марии Лопес, даже если все вело к противоположному заключению. Камиль по-прежнему не удавалось понять.

Хуан продолжил свои объяснения.

— Какое у вас звание? — спросил он.

— Прапорщик.

— Не желаете ускоренный курс истории, прапорщик? Готовы погрузиться в один из самых темных периодов Испании?

Камиль согласилась:

— Я вас слушаю.

— Тысяча девятьсот тридцать девятый год. После трех лет гражданской войны генерал Франко и его армия подавили Республику и установили крайне правую диктатуру, которая основывалась на двух главных столпах: национализм и католицизм. По их собственным словам, раса должна была возродиться и очиститься от отбросов, которые отравляли ее многие годы. И это очищение происходило, помимо всего прочего, путем простого и откровенного похищения детей у противников режима.

Он опять закашлялся, потом затянулся своей сигарой.

— Аугусто Валеро, военный психиатр франкистского режима, начал научно оправдывать похищение детей. В своей работе, озаглавленной «Psiquismo del fanatismo marxista» («Психизм марксистского фанатизма»), он заявил, что красные — душевнобольные, и поэтому их потомство должно быть изъято, дабы перевоспитать его в духе истинно франкистских ценностей. Такими словами, как «евгеника», «сегрегация», пестрят его сочинения. Отныне из республиканских семей систематически похищают детей, и совсем маленьких, и постарше. В тюрьмах у едва успевших родить республиканок изымают новорожденных. Затем этих детей отдают в «хорошие» семьи или в сиротские приюты, которые содержат монахи, где пичкают их фашистскими песнями и воспитывают в строгости с помощью священников и иезуитов. Учат их отрекаться от идей своих «ублюдков-родителей». Очень эффективная промывка мозгов, если понимаете, что я хочу сказать.

— Да, понимаю.