Страх - Франк Тилье (2016)

— Вообще-то, бросил. Пока вдруг через десять лет, в девяносто седьмом году, мне не пришло анонимное письмо. Десять лет спустя все это было уже так далеко… Вот что там говорилось: «Тут много лет калечат глаза пациентам. Я не знаю почему. А потом они исчезают. Их тела бросают в болото. Сейчас настал черед Нандо. Нельзя позволить им так поступать. Сделайте что-нибудь. Больше я никогда вам не напишу. Сожгите это письмо».

Он закрыл глаза.

— Я сохранил эту записку. И до сих пор все еще вижу этот старательный почерк, круглые буквы. Его написала женщина.

— Флоренсия?

— Да, Флоренсия, но тогда я ее не знал, не знал, от кого письмо. Оно меня потрясло, как вы понимаете. Побудило снова взяться за расследование, но как? Я ведь знал, что в больницу, построенную на полуострове, невозможно проникнуть иначе, как через главный вход.

— Единственным решением было болото.

— Да. Три часа чудовищных усилий по пояс в воде, среди спутанной водяной растительности, каждое мгновение рискуя быть сожранным или остаться там навеки…

— Я по себе знаю, о чем вы говорите.

— В то время я весил вдвое меньше нынешнего, был подвижен, и при мне еще была пара моих ног. Так что я прошел через болото несколько раз. Прятался в лесу и днем и ночью. Я пришел посмотреть, как там избавляются от трупов, но обнаружил и еще кое-что…

Вокруг него завитками клубился дым, серый, густой. Журналист напомнил Франку старого капитана корабля, вернувшегося после разрушительной бури.

— Каждую пятницу вечером на машине «скорой помощи» приезжали два человека и останавливались позади клиники. И каждый нес портативный холодильник. Они входили, а через четыре-пять часов выходили, все с теми же холодильниками, и затем исчезали. Через два часа приезжали другие люди на машине, заходили в больницу и выносили оттуда упакованные тела, тяжелые, какие-то даже отяжелевшие, завернутые в брезент и опутанные сеткой. При свете фонарей они уплывали с ними на маленькой моторной лодке в лабиринт болота. К сожалению, я не мог за ними последовать, они бы меня заметили. Эти топи слишком обширные и слишком дикие, чтобы там можно было хоть что-нибудь обнаружить, разве что при очень тщательных, широкомасштабных поисках… Так они избавлялись от тел. Но я был свидетелем этих маневров. И я это фотографировал, правда без вспышки, поэтому мои фотографии оказались слишком темными и никуда не годными. Но тут я ничего поделать не мог…

— Кто это был?

— Подручники — люди для грязной работы из «красной» мафии, мощной сети, которая делала большие деньги на незаконной добыче крови в семидесятых годах, а потом переключилась на подпольную торговлю человеческими органами. В этом были замешаны политики, уголовники, врачи… В Колонии у нее все было схвачено.

Шарко положил руку на колено, которое дергало болью.

Гомес заметил это:

— Неважно выглядите.

— Сильно ударился коленом.

— Дать вам что-нибудь обезболивающее?

— Спасибо, пройдет.

Журналист кивнул:

— В общем, раз уж я там оказался, то заинтересовался клиникой Кальдерона. Ведь именно оттуда приезжала машина «скорой помощи». Маленькая, тихая частная клиника в Корриентесе. С серьезной репутацией.

Вдруг Шарко застыл. Ведь Люси уже говорила ему об аргентинском офтальмологе, который был замешан в трафике человеческих органов в Албании. И звали его Клаудио Кальдерон!

— Но как она была связана с Колонией? — продолжил Гомес. — Я незаметно навел о ней справки. Оказалось, что она специализировалась на офтальмологии, на лечении глазных болезней. Возглавлял ее Клаудио Кальдерон, офтальмолог и известный хирург, имевший отношение к организациям, которые ратовали за более широкое донорство органов.

Его взгляд помутился, словно произнесенные слова были ему отвратительны.