Синдром Е - Франк Тилье (2017)

Он пошарил в карманах, выгреб три четверти всех имевшихся у него денег и раздал ребятишкам. Несколько сот фунтов для него мало что значили, зато для них были равны тоннам отсортированного тряпья. Галдя и пытаясь отобрать друг у друга деньги, дети наконец исчезли в многоцветных проулках.

Полицейский задыхался. Он побежал вперед – все так же прямо перед собой. От Египта у него все внутри переворачивалось. Он вспомнил Париж, атмосферу, в которой живут его земляки, живут со своими мобильниками, машинами, модными солнцезащитными очками в волосах… И еще жалуются, когда поезд на пять минут опаздывает!

За последними горами отходов стало просматриваться что-то вроде строений, в которых могли бы жить люди. Шарко сделал еще несколько шагов, и ему окрылись халупы, смахивающие на жалкое подобие социального жилья. Чуть подальше выстроились лавочки торговцев и уже настоящие дома, если их можно так назвать, с вывешенным за окна разноцветным бельем, с козами, пасущимися на крышах. Комиссар обнаружил даже монастырь – The Coptic Orthodox Community of Sisters[16]. Одетые в форму дети маршировали по двору с песнями и молитвами. И здесь тоже люди имели право на жизнь – вопреки всему.

Наконец он добрался до больницы медицинского центра «Салам». Серое, вытянутое в длину здание, примерно в таких размещаются диспансеры. Внутри пахло нищетой и шло сражение ненадолго вышедших из тени людей с невозможным. В зале ожидания приемного покоя – помещении, где пациентам положено находиться, пока не позовут к врачу, все какое-то шаткое, ненадежное: скудная меблировка, не раз чиненные стулья, столики, двойные двери с круглыми окошками типа дверей операционных из египетских фильмов сороковых годов… По углам свалены коробки с наборами лекарств и медикаментов, на крышках которых – эмблема французского Красного Креста…

Шарко обратился по-английски к медсестре, которая сидела в этом зале ожидания рядом с ребенком-астматиком, дышавшим тяжело, со свистом, поспрашивал других и постепенно добрался до кабинета директора больницы Таха Абу Зеида. Этот человек оказался нубийцем, и черты его сохранили всю историю народа: темная кожа, толстые мясистые губы, усы ниточкой, широкий нос. Директор что-то набирал на клавиатуре старенького, тоже не раз отремонтированного компьютера; за такой во Франции никто бы не дал и десяти евро. Шарко постучал в открытую дверь:

– Можно?

Нубиец поднял глаза и ответил по-английски:

– Да?

Шарко коротко представился: полицейский комиссар из Франции, командированный в Каир. Доктор, в свою очередь, рассказал, что тут делает. Убежденный христианин, он вместе с сестрами из коптского монастыря поддерживает как может существование детских яслей, больницы, приюта для инвалидов и родильного дома. Главная задача больницы – лечить и обучать правилам гигиены заббалеен, «людей мусора». А «люди мусора» – это больше пятнадцати тысяч тряпичников, живущих в домах вокруг «площадки», плюс пять тысяч обитателей самой свалки.

Пять тысяч… Вот, значит, сколько их… Шарко подумал о чумазой девочке, которая так ласково прижималась к нему, и на несколько минут забыл о расследовании – ему хотелось знать следующее:

– Я видел на улицах Каира бедняков, видел детей, которые собирали отбросы и укладывали их на повозку, запряженную ослом. Таким ребятишкам нет еще и десяти. Они и есть тряпичники?