Синдром Е - Франк Тилье (2017)

Она кивнула. Глаза у нее были пустые.

– А я – в пятьдесят четвертом, три года спустя. Три года ничего, никаких новостей, и вдруг – звонок. Жак просит приехать к нему в Монреаль, у меня там будет несколько съемочных дней, обещает заплатить по-царски. А я в это время работала как вол, чаще раздевалась перед камерой, чем в жизни, и получала за это жалкие гроши. Мне было ничуть не стыдно сниматься нагишом, наоборот, я внушала себе, что это – лучшее средство стать звездой, но вы же знаете, что такое утраченные иллюзии… В моей жизни произошло то же, что в жизни Жака, я проиграла, мне не удавалось сняться нигде, кроме убогих третьестепенных картин для сексуально озабоченных бедолаг. Я дико нуждалась в деньгах, ну и, естественно, согласилась не задумываясь. Кроме того, это же была для меня возможность снова увидеть Жака, а может быть, и начать с ним все сначала, понимаете? Я попросила прислать мне сценарий, он сказал: в этом нет необходимости, и я как в воду бросилась. Он прислал мне аванс, половину гонорара, оплатил перелет, и вот я уже в Канаде…

Волнение теперь не покидало старую актрису. Люси и Шарко глаз не сводили с ее губ, Люси даже перестала записывать. От шампанского Жюдит захмелела, настроение у нее поминутно менялось: то ее охватывала ярость, то накатывала нежность, то становилось видно, что ей страшно. Больше полувека мадам Саньоль держала свои чувства глубоко внутри, теперь они прорвались наружу.

– Едва ступив на канадскую землю и увидев глаза Жака, я поняла, что сделала ошибку. Ни у одного мужчины на свете никогда я не видела такого взгляда. Похотливый – и при этом холодный, безразличный. Он постригся почти наголо, выглядел каким-то грязным. Он даже не обнял меня! Женщину, с которой проводил такие волшебные ночи! Он просто отвез меня на съемочную площадку, даже и не подумав объяснить по дороге, где пропадал столько лет, что делал все это время… Мы приехали на заброшенную ткацкую фабрику, где-то поблизости от Монреаля, точно не знаю. Там не было никого, кроме нас с Жаком, его камеры, остальной его техники и людей в перчатках и черной одежде. Лиц я не видела – все были в масках-капюшонах. Еще там были матрасы и запас пищи на несколько дней. Под жилье был приспособлен дальний угол склада… Я поняла, что придется день и ночь находиться в этом мрачном месте. И в этот момент услышала его голос: «Ты раздеваешься догола, Жюдит, ты танцуешь, и ты слушаешься меня во всем». Была осень, я замерзала, боялась, но действительно слушалась: мне же заплатили. Это длилось три дня. Три дня ада. Думаю, вы видели сексуальные сцены в этом фильме, стало быть знаете, что там происходило…

– Нет, целиком этих сцен мы не видели, – возразил Шарко. – Только стоп-кадры, причем скрытые. Сублиминальные образы.

Старая дама с трудом сглотнула.

– Еще один его трюк. Очередная ловушка.

Комиссар наклонился вперед:

– Давайте поговорим о других эпизодах. Вы лежите в траве, обнаженная, лежите неподвижно – как мертвая.

Жюдит напряглась:

– Это была вторая большая часть съемок. Я должна была неподвижно лежать голой на лужайке около фабрики. На улице тогда было максимум пять градусов тепла. Двое мужчин – из тех, с которыми мне приходилось до этого заниматься любовью, – нарисовали у меня на животе ужасную, тошнотворную рану. Но я не могла лежать неподвижно: меня трясло, у меня зубы стучали – и Жак страшно разозлился. Он достал из кармана шприц, велел мне протянуть руку, он… – актриса поднесла ладонь ко рту, – он сказал, что после укола я перестану мерзнуть и трястись… и еще у меня расширятся зрачки, как у настоящего трупа.

– И вы позволили сделать себе такой укол?