Синдром Е - Франк Тилье (2017)

Началась презентация. Вначале они увидели фотографии немецкого солдата, целящегося в еврейских женщин, – они уже видели эти снимки во время совещания в Нантерре. Глаза солдата на первом плане были обведены маркером.

– Его глаза… вот к чему Шпильман хотел привлечь внимание…

Следующая серия снимков – груды трупов.

Мертвые тела африканцев – взрослые и дети, сваленные в кучи и лежащие по отдельности – там, где были убиты, собранные в груды проломленные черепа, скелеты… Бесчеловечное зрелище гнусной бойни…

– Руанда, – с трудом выговорил шепотом комиссар. – Тысяча девятьсот девяносто четвертый. Геноцид.

Особенно трудно было переносить снимки вооруженных мачете хуту в действии. На лицах – ненависть, на губах – пенистая слюна, жилы на шее и мышцы напряжены.

Здесь тоже глаза убийц были обведены маркером. Люси придвинулась ближе к экрану, вгляделась:

– Везде один и тот же взгляд… У немца, у хуту, у девочки, убивающей кролика… Как будто общий симптом у разных народов и в разные эпохи, как будто все они поражены одинаковым безумием…

– Разные формы коллективной истерии. Вот все и сошлось.

Военный фотограф бродил среди мертвых тел, останавливался у того или иного трупа, снимал крупные планы, не скупясь на чудовищные подробности.

А от следующего слайда Люси и Шарко просто ошалели.

Они увидели человека из племени тутси с вылущенными глазными яблоками и разрубленным пополам черепом.

У этого слайда была подпись: «Больше чем убийство… проявление безумия хуту».

Люси съежилась в кресле, уткнулась лицом в ладони. Военному фотографу показалось, что он столкнулся с варварским обычаем хуту, но истина была в другом.

– Не может быть…

Шарко вдавил кулаки в скулы так, что глаза превратились в щелочки.

– Он и там побывал. Этот сумасшедший, этот похититель мозга. Египет, Руанда, Граваншон… Сколько еще жертв на его совести?

На мониторе тем временем фотографии чередовались со статьями или страницами из книг по истории.

И всякий раз речь шла о геноциде или массовой резне. Бирма – год 1988-й, Судан – 1989-й, Босния и Герцеговина – 1992-й. Эти чертовы снимки делались всякий раз в самом разгаре бойни: все худшее, все, от чего Истории надо было избавиться – выблевать его, – все это сейчас проходило перед ними. Шарко искал в горах трупов тела с распиленными черепами и не находил, – конечно, такие были, их просто не видно, просто фотограф не снял эти тела отдельно.

Комиссар резко нажал на кнопку выхода из презентации:

– Хватит!

Надо было обрести хладнокровие, он встал и принялся ходить по номеру туда-сюда. Люси никак не могла прийти в себя.

– Ментальная контаминация, ментальная контаминация… – повторяла она машинально.

Снова включила слайд-шоу: еще несколько снимков – и презентация закончилась.

В номере тишина, только кондиционер еле слышно гудит. Люси бросилась к окну, распахнула.

Воздуха! Ей не хватало свежего воздуха!

57

Шарко сжимал ладонями виски.

– Убийца, скорее всего, побывал там, везде… И появлялся всякий раз после бойни, чтобы украсть мозги.

Смертельно бледная Люси вернулась к компьютеру, села на кровать. Она смотрела на монитор, но взгляд ее был совершенно пустым.

– Шпильману было наплевать на политические, этнические или экзистенциальные причины геноцида. Он выискивал во всех этих конфликтах нечто общее – то, что внезапно меняло поведение нормальных людей, взрослых и еще маленьких, заставляя их набрасываться на других и убивать их. Перед тем как умереть, Ротенберг говорил мне о расследовании, которое вел бельгиец, говорил, что Шпильман искал материалы именно об этой самой ментальной контаминации. А еще Филип сказал, что, похоже, существует способ насильно внедриться в структуру мозга и изменить ее.

– Контаминация есть заражение. Насильно внедрить нечто типа вируса? Это ты имеешь в виду?