Синдром Е - Франк Тилье (2017)

– Вы связаны по рукам и по ногам, потому что вся полицейская система страны прогнила. Они принимают в свои ряды бедняков, невежд, приехавших в основном из деревень Верхнего Египта, для того чтобы те стали безропотными винтиками в их машине. И платят им столько, чтобы едва хватало на кормежку, вынуждая тем самым тоже продаваться, тоже брать взятки. Это стало системой; а чего ждать, если получаешь за все про все триста фунтов в месяц – это как ваши тридцать евро? Здесь можно купить фальшивые документы, здесь вымогают деньги у таксистов, рестораторов, владельцев магазинов под угрозой лишить их лицензии. О полицейском беспределе говорят везде – от Каира до Асуана. Несколько лет назад в Египте судили за гомосексуализм, и, уж поверьте, нам досталось в их застенках. Пятьдесят процентов полицейских этой страны вообще не понимают, что они делают и зачем. Им приказывают сажать – они сажают. Но мой брат был не из таких. Он усвоил ценности Саида Нурси. Гордость и уважение.

Атеф вынул из бумажника фотографию и протянул ее Шарко. На снимке был молодой человек с хорошей осанкой, выглядевший в полицейской форме сильным и крепким. Отличающийся той диковатой красотой, какая свойственна людям, выросшим посреди пустыни.

– Махмуд всегда мечтал стать полицейским. Прежде чем поступать в Школу полиции, он записался в спортивную секцию Дома молодежи – хотел нарастить мускулатуру, чтобы достойно пройти вступительные испытания по физкультуре. А когда сдавал экзамены на бакалавра, получил девяносто баллов из ста. Мой брат был блестящим учеником. Он добился всего сам: никому не платил, никому не давал взяток. И никогда не имел ничего общего с экстремистами, не хотел иметь ничего общего с этой заразой. Все это инсценировка – его смерть.

Шарко осторожно положил фотографию на столик.

– Вы хотите сказать, инсценировка, осуществленная полицией?

– Конечно. Если конкретно – этой собакой Нуреддином.

– Почему? Зачем Нуреддину это было нужно?

– Я сам никогда не понимал почему и зачем. До сегодняшнего дня не понимал. Пока – благодаря вам – не увидел связи с тем печально известным расследованием. Девушек убили с неимоверной жестокостью… совершенно диким способом…

Атеф смотрел в пустоту над кружкой пива, из-за макияжа казалось, что природа чувственности у него исключительно женская.

– Махмуд неистовствовал из-за всей этой истории, просто-таки зубами в нее вгрызался. Его квартира была завалена папками, фотографиями, он все записывал… Он говорил мне, что дело быстро закрыли и начальство перебросило его на другое. И правда – зачем расследовать убийство бедняков, это ведь не принесет денег, понимаете?

– Да, начинаю понимать…

– Но Махмуд, несмотря ни на что, продолжал тайком вести расследование. Когда, после того как было найдено обугленное тело брата, полиция пришла в его квартиру с обыском, они все забрали. А теперь вы говорите, что этих записей, фотографий, папок больше не существует. Стало быть, кому-то было очень выгодно, чтобы они исчезли.

При малейшем шуме Атеф начинал озираться вокруг. В дымках от кальянов искажались черты курильщиков, смягчалась рискованность жестов. Сюда приходили поодиночке, а уходили парами – в ожидании волнующей ночи.

Обстановка была под стать ситуации – несколько напряженная. Шарко хлебнул пива.

– А брат говорил вам о чем-то? О каких-то деталях расследования? Может быть, убитых девушек при жизни что-то связывало?

Араб покачал головой:

– Это было так давно, комиссар. И если вы будете постоянно недосказывать, вы мне по-настоящему не поможете: я не смогу ничего вспомнить.

– В таком случае попробую освежить вашу память.

Шарко разложил на столе фотографии жертв. На этот раз он рассказал с абсолютной точностью все, что перевела ему Нахед в душном кабинете комиссариата. О том, как были обнаружены тела, о том, что показало вскрытие. Атеф, не дотрагиваясь ни до пива, ни до закусок, внимательно слушал.