Синдром Е - Франк Тилье (2017)

Обычно загруженная Брюссельская кольцевая на этот раз была относительно свободна: за пределы города выбирались совсем уже последние труженики. Из-за сильной жары никакие принятые против загрязнения воздуха меры не помогали, и небо затянула желтоватая дымка. Навигатор четко указывал путь, и Люси с шефом легко нашли в одном из пригородов бельгийской столицы больницу Святого Луки. Ухоженные, выстроенные как по линеечке башни, в которых располагались университетские клиники, были окружены деревьями и излучали спокойную силу. Насколько мог понять Кашмарек, помимо собственно лечения больных, клиники эти – по инициативе и при поддержке связанных с техникой и технологией городских учреждений – выполняли еще и узкоспециальные задачи. Среди прочего одной из них поручили исследования в области нейромаркетинга. Говоря в самом общем виде – изучение того, какие механизмы человеческого мозга включаются во время покупки того или иного товара, с целью лучше разобраться в поведении потребителей.

Жорж Беккер ожидал посетителей в подвале больничного здания, где размещалось диагностическое отделение. Знакомый Клода Пуанье оказался пухлым толстощеким коротышкой, со светлой бородкой и чрезвычайно жизнерадостной физиономией. Глядя на него, трудно было предположить, что перед вами – заметная величина в такой сложной области, как нейровизуализация, если, конечно, считать, что существует какой-либо архетип исследователя. Жорж коротко объяснил приезжим, что в свободное от основной работы время, то есть по окончании приема пациентов, его отделу разрешено использовать аппаратуру в рекламных целях и таким образом зарабатывать деньги. На территории Франции подобное категорически не допускалось.

Они шли и шли по длинным коридорам, и Кашмарек решил все-таки приблизить разговор к цели их с Люси поездки:

– Когда вы познакомились с Клодом Пуанье?

Беккер говорил по-французски с сильным бельгийским акцентом:

– Лет десять назад. Это случилось во время одного из брюссельских коллоквиумов – посвященного развитию образа со времен эпохи Просвещения. Клод очень интересовался тем, как образы передаются из поколения в поколение: посредством иллюстрированной книги, фильма, фотографии, ну и коллективной памяти. Я участвовал в коллоквиуме как ученый, а Клод – как киношник. Мы тут же прониклись друг к другу симпатией. То, что с ним сделали, гнусно.

Приезжие согласились.

– А часто вы встречались?

– Думаю, всего раза два-три в году, но мы постоянно перекидывались мейлами, перезванивались. Клод внимательно следил за моими работами, касающимися мозга, а я, общаясь с ним, старался побольше узнать о кино – и многое узнал.

Они остановились перед застекленной стеной в конце коридора. За стеклом, посреди белой комнаты, был виден огромный лежащий цилиндр, а перед цилиндром – довольно высокая, движущаяся по рельсам кушетка с подголовником в виде полукольца.

– Этот сканер – самый совершенный из аппаратов своего класса. Магнитно-резонансный томограф. Сверхпроводящий соленоид с полем в три тесла, возможность получать изображения срезов мозга каждые полсекунды, мощная система статистического анализа… Вы не страдаете клаустрофобией, майор?

– Нет, а что?

– В таком случае, если не возражаете, сканировать мы будем вас.

Лицо Кашмарека омрачилось.

– Мы приехали сюда ради фильма – по телефону вы вроде сказали, будто что-то удалось открыть…

– Так и есть. Но лучше всего объяснять показывая. Почему же не воспользоваться тем, что томограф сегодня вечером не занят? И знаете, ведь вряд ли вам каждый день предлагают сделать томограмму в машине, которая стоит несколько миллионов евро!

Этот человек, казалось, помешан на науке и просто жаждет поиграть в свои игрушки. Сделать Кашмарека подопытным кроликом, возможно добавив в свою копилку какие-то данные, до которых так охочи исследователи. Люси улыбнулась шефу и похлопала его по плечу: