Синдром Е - Франк Тилье (2017)

Дети, думала она, возвращаясь мыслями к вчерашнему дню. Дети чуть постарше Жюльетты. Какое чудовище сумело вынудить их так себя вести? Делать то, что они делали? Что за механизм надо было включить в этих девочках, чтобы они стали такими жестокими? Люси снова увидела безликую комнату с ее стерильной атмосферой, белые пижамки… Что это? Детская больница? Может быть, эти девочки страдали каким-то тяжелым заболеванием? Серьезным психическим расстройством? А тот человек, который оставался за кадром? Он врач? Исследователь?

Врач, кинематографист. Гнусная парочка действовала пятьдесят пять лет назад. И сейчас они, возможно, вернулись в виде призраков…

Вопросы без ответов безостановочно вертелись у нее в голове, а стоило закрыть глаза – она видела какие-то беспорядочные вспышки. Между тем стекло и бетон больничного здания уже начинали расцвечиваться красками утренней зари.

Кто и с какой целью создал этот фильм-извращение?

Что довелось вытерпеть несчастным девчушкам, оставшимся безымянными в хитро упрятанных кадрах?

Если бы поблизости нашелся большой подвал, Люси забралась бы в самый дальний, самый темный его угол, она села бы там, прижав коленки к груди, и думала, думала, думала… Она попробовала бы представить себе лицо убийцы, облечь в плоть смутно угадывающуюся фигуру. Ей нравилось чувствовать зверя, на которого она охотится, вынюхивать на улицах, на которых он побывал, его следы. Вообще-то, она довольно сильна в этой игре – Кашмарек может подтвердить. Если бы Беккер подверг сканированию ее собственный мозг, он наверняка обнаружил бы там зоны, которые не должны вспыхивать ни у одного человека, оказавшегося свидетелем насилия: зону удовольствия и зону, которую можно было бы определить как «за что боролась, на то и напоролась». Хотя, конечно же, она не испытывает ни малейшего удовольствия, наоборот, каждое новое расследование вызывает у нее желание блевать. Блевать, пока не умрет, от одного вида ужасов, которые способен совершить человек. Просто есть такой невидимый крючок, который она заглатывает, и крючок этот разрывает ей горло и внутренности, и избавиться от него невозможно, и не попасться при каждой новой охоте – тоже.

А на этот раз речь не об изящной удочке для ловли форели, крючок на конце которой способен лишь пощекотать.

Нет, на этот раз леска куда толще и крючок грубее.

Идеальные, если речь об охоте на акул.

26

Они ехали, наверное, с полчаса, потом машину начало потряхивать, движение вокруг затихло, стал слышен только скрип песка под колесами. Потом у Франка появилось ощущение, что снаружи наступает конец света, и чем дальше, тем оно делалось сильнее: за железными стенами автомобиля бушевал ветер, с гулом, напоминавшим колокольный звон, лил какой-то хрусткий дождь…

Песчаная буря.

Атеф везет его в пустыню.

Комиссар перепробовал все способы освободиться, но тщетно – запястья были слишком прочно скреплены несколькими слоями скотча. Из-за мерзкой тряпки, засунутой в рот чуть ли не до горла, его тошнило, несколько раз почти до рвоты. Прямо у него под носом плескалось в канистре горючее.

Значит, он вот-вот подохнет. Как собака. Но каким именно образом его убьют? Обольют голову бензином, и он сгорит, как сгорел брат его похитителя? Шарко было страшно, он боялся страданий перед уходом за черту. Он мог вынести многое, и смерть входила в правила игры, но не смерть в страданиях. Сегодня широкая ладонь тьмы накроет его, как крышка саркофага.

Соединиться с Сюзанной и Элоизой худшим из всех возможных путей.