Дудочка крысолова - Елена Михалкова (2010)

Алька пыталась закричать, но панический страх залил рот теплым жирным бульоном, запечатав его, будто воском, и Алька могла только судорожно дышать носом. Ни один звук не рождался в ее горле.

Дверь открылась вполне обыденно, даже не скрипнув, и человек, зашедший в комнату, первым делом включил свет. Алька зажмурилась, но тут же открыла глаза – с закрытыми было совсем жутко.

Свет внес свои коррективы в окружающую действительность. Правда, небольшие. Все оказалось почти так, как увиделось Альке в темноте. Вот только ковры были не темными, а обычными старыми настенными коврами с непременным геометрическим и растительным узором, ярким, как крылья бабочки. В углу комнаты стоял вполне современный комод, а возле него – столик на одной ножке, на котором пузато отсвечивала стеклянная ваза. Из вазы торчал искусственный подсолнух. Два стула под книжной полкой отчего-то не стояли, а лежали на боку, и с ее места Альке было видно, что ножки покрывает толстый слой пыли. Без всякого сомнения, это была не квартира, а дом, и если не считать отсутствия окон и чрезмерного пристрастия хозяина жилища к коврам, все остальное вокруг Альки было совершенно обыденным. Но от этой обыденности ей стало страшнее, чем если бы она очутилась в каменном мешке с пропастью посередине.

И человек, который зашел в комнату, тоже был обыкновенным. Теперь, когда она могла как следует рассмотреть его, стало понятно, что ему около двадцати с небольшим. Отросшие темные волосы были по-женски перехвачены надо лбом ободком, и Алька подумала с ненавистью и страхом, что он отрастил их нарочно, чтобы попадать в образ «парня-с-гитарой», хотя на самом деле они ему мешают. В его лице нельзя было зацепиться ни за одну черту, так все было соразмерно и правильно: и ровный прямой нос, и аккуратно собранные под носом розовые губы, и лоб безупречно отмеренной высоты… Словно кто-то с циркулем и линейкой собирал это лицо, подгоняя все его части друг под друга, и тщательность мастера каким-то образом передалась его творению.

От него веяло правильностью, а еще опрятностью и аккуратностью. Не осталось никакой небрежности, размашистости движений, и было странно вспоминать, что этот самый человек вскидывал голову, чтобы красиво разлетелась челка, и смеялся над глупыми Викиными шуточками, похлопывая себя по коленке.

Альке почудилось что-то неуловимо знакомое в его лице, но ей было не до того, чтобы сравнивать его с известными актерами. Он немного постоял возле двери, глядя на нее, затем подошел к книжной полке, поднял один из стульев, поставил неподалеку от ее кушетки и уселся задом наперед, облокотившись подбородком на спинку. Губы он вытянул трубочкой и принялся разглядывать Альку.

Она вжалась спиной в кушетку в тщетной и бессмысленной попытке избежать его взгляда. В нем отражалось удовлетворение хорошо поевшего человека, который рассматривает многообещающий десерт и выжидает время, чтобы приступить к нему.

– Как тебя зовут? – спросил он, приветливо, почти ласково улыбнувшись.

Алька почувствовала, что откуда-то из глубины в ней поднимается смех, и ей стоило больших трудов сдержать его. Смех распирал ее, и она ощутила, как задергалось веко под левым глазом, хохоча по-своему. «Как тебя зовут!» Удачное начало для знакомства.

– Ну так как? Скажи.

– Алла, – выговорила она, задавив истерику, и сама услышала, что шепчет, а не говорит.

– Алла… – Он нахмурился. – Нехорошее имя. Неправильное. Придумаем другое.

Он встал, наклонился к ней, и, прежде чем Алька успела понять, что ее ждет, и испугаться, потрепал ее по щеке. Она дернулась с такой силой, что кушетка под ней пошатнулась.

– Фу! Нельзя! Глупая девочка!

Алька застыла, боясь даже сглотнуть.

– Будешь других ловить, поняла? Будешь со мной бегать, охотиться… Раз схватишь, второй вцепишься, а там уже и полегче пойдет…