Дикая и опасная - Kирa Стрeльникoва (2017)

Под конец все же сдалась, и последние несколько дней между нами царило хрупкое перемирие, я даже перестала ходить постоянно с хмурой мордой и на время вернулась веселость и способность улыбаться. Особенно когда перед сном неожиданно устраивалась битва подушками или меня начинали щекотать до икоты и боли в животе от смеха. А еще богатая фантазия Вердена удумала вытащить меня среди ночи на речку купаться. Голиком. Нарисовав несколько рун, он решил вопрос комаров, а захватив одеяло — вопрос жесткой земли. Ешкин кот… Вообще я не понимала раньше романтики, всяких там прогулок под луной и прочего, честно, но тут… Не знаю, что случилось, что во мне дрогнуло и отозвалось неуверенным таким, но приятным звоном, когда мы долго целовались, стоя по пояс в темной речке, когда ладони Вердена медленно скользили по телу, стирая капельки воды, а потом он отнес меня на одеяло… Было хорошо до головокружения и звездочек в глазах, но — повторения не хотелось. К такой степени открытости и близости, как в ту ночь, когда я сама была непривычно нежной, когда Тим был непривычно ласковый и мягкий, оказалась не готова. И он понял каким-то образом, потому что мы не обсуждали то, что произошло на речке, очень долго. Я задвинула эти опасно притягательные, вкусные воспоминания подальше и закрыла на замок до поры до времени.

На следующий день вернулись в Питер — впереди маячил третий курс и окончание учебы. По здравом размышлении я решила не рвать попу на британский флаг и не пытаться закончить досрочно.

И все завертелось по новой. Только на сей раз уже по-другому. Николаич разделил группу на тройки или четверки и для каждой составил индивидуальное расписание. Мы решали теоретические задачи по моделированию возможных ситуаций, расписывая, кто и что будет делать, упражнялись на практике действовать вместе, в общем, усиленно готовились к выпуску. Гарик тоже ушел в учебу, появляясь у нас не так часто, как на нервом курсе, и хотя их отношения с Ольгой, похоже, потихоньку сошли на нет, дружба с Тимом не прервалась. Касаемо нас с Верденом… С одной стороны, не до раздумий и анализа, с другой — я чутко держала руку на пульсе, по-прежнему не позволяя ему на людях обозначать, что между нами что-то есть… Словно издеваясь, Верден делал вид, что уступает, ровно до конца октября, когда я поверила и расслабилась. А потом, в один прекрасный день, когда стояли в курилке, просто нагло обнял, прижал к себе и не отпускал. Мимо ходили люди, косились на нас, понимающе усмехаясь, а я краснела, бледнела, пыхтела как чайник, но устраивать возню на виду у всех считала ниже своего достоинства. И понеслась… Жизнь превратилась в игру «прощай, нервы».

Верден действительно перестал меня уговаривать или чего-то ждать, его уроки стали чуть жестче, но, черт возьми, действеннее! Мне не оставляли выбора и времени на раздумья, только на то, чтобы решить, сдамся ли добровольно собственным желаниям или мне наглядно докажут, что упрямство не право и ему не место в моей голове. Это выражалось даже в мелочах: собираясь у нас в комнате для очередной подготовки к семинару, я демонстративно садилась на стул, хотя на самом деле хотелось пристроиться под боком Вердена, потому что устала, а от него исходило тепло, надежность, и можно было беспрепятственно подзарядиться. Упырь красноглазый молча вставал, хватал возмущенно пищащую меня в охапку, так же без слов усаживал рядом, обняв так, что не вырваться, и мы начинали заниматься. Ольга невозмутимо делала вид, что ничего необычного не происходит.