Мама из другого мира. Дела семейные и не только - Рыжая Ехидна (2019)

На мой почти сорвавшийся с языка протест Флин лишь едва заметно отрицательно качает головой. Пришлось послушаться брата и держать язык за зубами. Ему виднее, а Димка действительно выглядел отвратно. И я сейчас не об одежде, а о его физическом состоянии в целом.

Заверив ребенка, что никуда за это время не исчезну, я смотрела ему вслед до того момента, как за детской спиной закрылась дверь.

— Я парализована? — Волнующий вопрос срывается с губ встревоженной птицей. — Я совсем не могу пошевелиться!

Приготовившись услышать ужасный приговор, я зажмурила глаза, словно это хоть как-то защитит от страшных слов, что перевернут всю мою жизнь и жизни моих близких, но вместо этого услышала тихий смех.

— Лиза, ты не парализована, — Флин резким движением срывает с меня одеяло. — Ты всего лишь в коконе.

Мумии и саркофаги были первым, что пришло мне на ум, когда я увидела причину своего обездвиживания. От самых кончиков пальцев ног и почти до горла мое тело было оплетено коконом из глянцевито-черных лоз. Если бы не узелки почек — почек, которым уже не суждено раскрыться, я бы подумала, что меня оплели одеревеневшие змеи.

— Что это? — голос дрогнул, все же мозг в первую секунду действительно «распознал» змей в этом жутком плетении.

— Ни что, а кто. Это Ильмоо. Пусть Димка сам расскажет эту историю, а я пока помогу тебе избавиться от кокона.

Флин помог разрушить этот своеобразный саркофаг просто ломая сухие ветки. Изломанные лозы исчезли, а я, наконец, смогла пошевелиться. С огромным усилием и неимоверным наслаждением подтянула к себе колени, разминая конечности. Сильные руки брата тут же помогли мне сесть, ну и обнять шанса не упустили. Под недовольное ворчание Мишки.

Завернувшись в одеяло, пряча казенное платье для сна, в которое была облачена, я привалилась спиной к подушкам.

— Мне тоже жалко Ильмоо, — обронил загадочную фразу появившийся в комнате сын, заставший меня за разглядыванием остатков кокона. — Но не переживай. Фырк уже прикопал пару корешков в теплице. Теперь, наверно, шкодята ходят туда и рассказывают новости грядке.

Димка неуверенно переминался с ноги на ногу и улыбался, сверкая ямочками на щеках. А я вдруг ясно увидела, что его щеки окончательно утратили детскую припухлость. Эта внезапная взрослость на лице тринадцатилетнего, ну пусть не ребенка, подростка, заставляла сердце сжиматься.

— Иди сюда, — мальчишка моментально сорвался с места и юркнул ко мне под бок. — Ну, а ты чего замер?

Я похлопала рукой по свободному пространству на кровати, глядя в звериные глаза.

Мишка шумно не то фыркнул, не то вздохнул, перевалился с лапы на лапу, осторожно поворачиваясь, чтобы своей тушей ничего не разломать. Опустил голову так, что часть морда оказалась на моем бедре. Одну руку запустила в бурую шерсть, другой притянула к себе сына и прижалась губами к виску, наслаждаясь внутренним покоем.

— Мишка, Мишенька мой, — нашептывала и гладила, гладила густую шерсть, обнаружив, что агатовые глаза сочились влагой.

Мишка тоже плакал. Или Ричард. Я хотела его позвать, но прогонять его вторую сущность вот так… не могла.

Так и просидели не меньше получаса просто наслаждаясь объятиями. Эти, такие нужные, правильные прикосновения отгоняли предсмертную тоску и возвращали меня к жизни.

— Не ревнуй! — Флин отталкивает настырный нос, пытавшийся вклиниться между нами, когда братец устроился на кровати, прямо напротив меня. — Лучше пойди и позови Ричарда! Хватит уже командовать!

— Мишенька, — я ласково погладила влажный черный нос, за что руку тут же облизали. — Позови Ричарда, пожалуйста! Мне бы в ванну надо.

Зверь засопел мне в бок, прощаясь, и поковылял к двери, которую ему проворно открыл вскочивший Димка.

— О каком командовании речь?